– Я буду ждать! … – еще тише прошептал Леонид Евгеньевич и прозвенел шпорой.
Лидия Васильевна протянула ему холодную руку и поднялась, так что было неизвестно, позволяет ли она ему надеяться или просто просит ее проводить вниз.
Леонид Евгеньевич по-прежнему бывал в доме Добровольских, как будто его объяснение с Рушинской ничего не меняло. Да по правде сказать, оставаясь никому, кроме Лидии Васильевны, неизвестным, оно действительно ничего и не изменило. А самой девушке сдержанность и корректность Ботова очень нравились, кроме того, между ними образовалась уже тайна, а следовательно, и некоторая большая интимность. Их отношения напоминали положения многих героев из самых возвышенных и чувствительных романов, а может быть, точно совпадали с теми и только для посторонних наблюдателей могли бы показаться несколько скучной, благородной, но все же игрой.
Наблюдателей у Лидии и Леонида Евгеньевича, кроме Маргариты, не было, а та и раньше-то словно не придавала большого значения печали братниной невесты, а с тех пор, как та перестала быть демонстративно окаменелой, она как-то и совсем ее забросила, на что Рушинская не особенно, по-видимому, обижалась. Ее вообще оставили в покое. Мария Александровна уже не пыталась ее развлекать, гостей не приглашали, сами никуда не ездили, каждый занимался своим делом, так что Лидия Васильевна заскучала и стала вести себя более обыкновенно, иногда даже сама заговаривала, чего давно уже не бывало.
Маргарита Дмитриевна, похудевшая и осунувшаяся за это время, поливала цветы на балконе, куда выходили три окна и стеклянная дверь из полутемной гостиной.
У одного из окон в кресле сидела Лидия. Она сидела молча, но не казалась печальной и совсем не производила странного и таинственного впечатления, как прежде. Можно было даже подумать, что она просто дремлет. Может быть, она ждала, что Маргарита заметит ее, спросит, что с нею, выкажет участие и тревогу, но девушка на балконе так была занята своим делом, что ничего не видела. Осторожно, выгнув спину, по комнате прошел рыжий кот. Лидия громко шаркнула подошвой, кошка испугалась, но не убежала, а осталась спокойно сидеть, будто звук относился совсем не к ней.
«Вроде меня!» – подумалось девушке, и она тихонько позвала:
– Марго!
– Ты меня звала, Лидия? – спросила с тревогою Маргарита Дмитриевна, входя в комнату. – Тебе чего-нибудь нужно? Может быть, ты чувствуешь себя нехорошо?
– Сядь здесь, Марго, мне нужно поговорить с тобою, посоветоваться! – сказала Лидия Васильевна, не отвечая на вопросы.
– Я немного занята, но это, конечно, пустяки. В чем дело?
Маргарита села около Лидии, но держалась прямо, будто каждую минуту готова была покинуть свое место. Вероятно, Лидия Васильевна заметила это, потому что спросила:
– Ты торопишься куда-нибудь?
– Нет, я вся к твоим услугам, – ответила та несколько ласковее. Она подумала, что, действительно, последнее время как-то совсем не обращают внимания на Лидию, и что та, имея многие смешные и, быть может, несносные, даже оскорбительные, манеры и привычки держать себя, может искренно страдать и оплакивать гибель того, кого хотя бы и ложно, в своем воображении, считала своим женихом. Она тихо взяла Лидию за руку и повторила: – «Я вся к твоим услугам, Лидия. Я по-прежнему люблю тебя. Может быть, тебе кажется, что я и мама как-то изменились к тебе, но ты должна верить, что это не так, и что только потому, что мы сами очень расстроены, мы менее ласковы к тебе. Смерть Кости не изменила нашей любви, не уменьшила ее, может быть, даже наоборот. Ну, скажи, милая Лидия, что тебя тревожит, что беспокоит, печалит. Ты отлично придумала кликнуть меня».
Маргарита Дмитриевна нежно обняла подругу и гладила ее по плечам. Та послушно склонилась к ней и, спрятав заплаканное лицо на груди Марго, довольно спокойно прошептала:
– Леонид Евгеньевич любит меня!
– Что такое? Какой Леонид Евгеньевич? Ботов?
– Да.
– Откуда же ты знаешь, что он любит тебя?
– Он мне сказал это сам… еще давно… помнишь, когда мы наверху играли в карты и говорили о мастях, что я – пиковая дама…
– Помню … Он тогда тебе и объяснился?
– Да.
– И что же ты?
– Я ответила, что чувствовала, что должна была ответить: что я люблю Константина Дмитриевича и не хочу слушать других разговоров о любви… Постой, Марго, не уходи, не бросай меня, – воскликнула она, почувствовав, что Маргарита Дмитриевна тихонько сняла свою руку с ее плеч, – не бросай меня, не презирай!