Ролан видел, как сменялись эмоции на неприметном лице, забрызганном веснушками: растерянность, надежда, досада, злость, печаль. Эдрина никогда не отбивалась от недоброжелателей, и всегда считала себя во всем виноватой — наверняка, постаралось близкое окружение. Судя по одежде, которую девочка донашивала, ее не баловали, худоба, стрижка «под мальчика» и поломанные ногти - печать материнской нелюбви. Этому предположению противоречили только альбом для рисования и угольные карандаши, которые стоили не дешево.
- На, держи, - Ролан отдал последние несколько конфет девочке и заметил, что за ним внимательно наблюдают соседи, лица которых то и дело мелькали в пыльных окнах домов и фургонов.
Мужчина молча поплелся к дереву, где стояло его любимое кресло. Оно располагалось в паре метров от тропинки, ведущей в чащу леса, там, в сумрачной глубине зарослей и вековых деревьев, располагался курган с заброшенной водонапорной башней. Ребята часто устраивали друг другу проверки на храбрость, особенно на исходе дня и порой терялись, что уж говорить о чужаках, которых детские забавы не щадили. Ролан старался следить за сорванцами, играя роль сторожевого пса, сидя в своем кресле.
Перевесив гитару, он упер ее гладким покатым боком в колено, обнял правой рукой и прикрыл глаза, вспоминая песню, которую Тьяго дал ему послушать. Нужно было подобрать и заучить мелодию, чтобы подсобить на репетиции вечером.
Сын легких путей не искал.
Эдрина не сдвинулась с места, как-будто намеревалась оставаться, пока последняя конфета не растает во рту. Ее не смущали палящие солнечные лучи, ни косые недовольные взгляды.
Сейчас девочка была почти счастлива, стоя рядом с домом своего идола. Что могло быть лучше, чем ждать его? Да еще и под ломанные аккорды, которые через пару часов выстроились в дивную мелодию.
Все лучше, чем слушать тихие, рычащие слова вечно недовольной матери о загубленной жизни, о вечном одиночестве из-за больной, сумасшедшей дочери. Каждый день звучали истеричные проповеди об искуплении и недостатке денег. Эдрина все понимала, но не могла найти слов, чтобы объяснить матери почему закон установил столь маленькое пособие, на которое они жили, как и не понимала, почему мама с недовольным видом шла на очередное собеседование, когда приходили предложения из центра занятости. Лишние вопросы только раздражали, а показать, что во всех этих тонкостях ее дочь уже давно разобралась, было смерти подобно. Фраза «что бы мы делали без пособия» превратилась в молитву.
Трудно было любить такой дом, не то, что дом Тьяго: странный, маленький и на колесах. Но заботы, порой, здесь можно было найти больше, а кричащие, нервные дети отвлекали от горьких мыслей. Сегодня еще и сладостями угостили, от чего ссора двух женщин становилась занимательней все больше и больше, с каждой секундой. Нужно только отойти от них подальше, а то если совсем близко стоять страшно становится.
Эдрина была счастливее прочих, потому что не осознавала свое «я». Девочка была далека от притязаний к своему внешнему виду и внешности в целом. Основными мотиваторами выступали однобокие приказы матери о хорошей учебе и поведении. Два основных аспекта жизни были обозначены более чем доходчиво и подобно дрессировке собаки, девочка усвоила их довольно быстро посредством пинков, подзатыльников и скудного питания, в случае оплошности.
Что касается свободы действий, тут Эдрина внезапно осознала, что получила определенную волю, когда мать позволяла ей много гулять, убедившись, что дочь возвращается домой без проблем, может пользоваться общественным транспортом и хорошо ориентируется в городе. Она прекрасно добиралась до школы искусств, которую оплачивал муниципалитет по программе финансирования развития детей с ограниченными возможностями и особенностями развития.
То и требовалось — лишние пару часов без общества пятнадцатилетней обузы, которая давно бы уже не отличалась от своих сверстников, если бы мать на самом деле посвящала ей всю себя.
Женщина и не подозревала, что дочь неуловимо преодолела детский возраст и терялась от перемен, происходящих с ее телом. Эдрина ни сном, ни духом не знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, а отличные отметки по школьному курсу биологии, где преподаватель сухо повествовал о репродуктивных системах остался не привязанным к реальности и просто выучен наизусть, как и остальные уроки.
Времени было много до вечера и Эдрина уселась на траву, неподалеку от Ролана, который был достоин искренней благодарности только за то, что являлся отцом Тьяго. Оба имели тягу к музыке, но выражали свою любовь к ней по-разному.