- Удивительно, да? - с обидой в голосе пробубнила Вера, ощущая, как в груди закопошилось негодование. Но выставить его напоказ она не решилась, от чего стало почти гадко.
- Тебя что-то не устраивает? То ты места себе не находишь, что парни не обращают на тебя внимания, то жалуешься, когда они наконец это делают. Или ты красавца писанного ждешь?
В вопросе матери прозвучал хорошо скрытый приговор. Будто сама не верила, что ее младшая дочь может заинтересовать мало-мальски симпатичного парня.
- Нет.
- Вот и хорошо. Лучше принимать реальное положение вещей, чтобы не столкнуться с разочарованием.
- Сомневаюсь, что подобные слова от тебя слышала Викки.
Ни один мускул на лице не дрогнул, потому что все давление приняли на себя вены на шее.
- Я стараюсь изо всех сил, чтобы поднять твою самооценку и вот, цена моим усилиям.
Полетел камень в огород, к которому белым флагом лепилась вина. Чудесный образчик искусства манипуляции в исполнении Эстер был отточен филигранно.
В машине повисло молчание. Инкубатор податливости не выдерживался больше пятнадцати минут, и когда машина плавно въехала на подъездную дорожку особняка, Вера искренне раскаивалась, что обидела мать. Последовали короткие извинения и осторожное объятие, чтобы не помять прическу и роскошный костюм.
Вера вышла из машины.
- Передай отцу, чтобы не ждал меня к ужину. Встреча с партнерами.
- Мам, Олли придет вечером в гости, можно я потом пойду с ней погулять.
- Хорошо. Но чтобы дома в десять! Я проверю! На, вот, держи! Извини, из мелочи больше ничего нет. Думаю, вам, с подружкой хватит, чтобы немного развеяться.
Эстер будто-то нащупала просвет в мрачном настроении дочери и поспешно вытащила из сумочки первые попавшиеся купюры- почти триста евро.
- Спасибо, - Вера понимала, что ее откровенно покупают, но от карманных денег девочка-подросток отказаться, просто, не могла. Быстро одарив маму коротким поцелуем в щеку, она крутанулась, подпрыгнула на месте и помчалась в дом, зализывать сомнительные раны самолюбия.
В скором времени подоспела верная подруга, с которой Вера делилась абсолютно всем. Объективности ради нужно было признать, что даже бунтарка Олли Гвурд выглядела лучше Веры — держалась уверенно не по годам, уже определилась с тем, что ей к лицу и даже в джинсах и широкой футболке, которая оголяла одно плечо, выглядела очень сексуально.
- Подумаешь, беда! Парень не нравится. Учитывая какие вечеринки устраивает твоя матушка, я бы даже с викарием просидела весь вечер за обсуждением священного писания, просто чтобы побыть на подобной тусовке, а тебя тошнит.
- Меня тошнит от необходимости подыгрывать Андерсу в его ухаживаниях. Парень просто супер, как друг. Как подумаю, что это молчаливое, вечно смущенное созданием потянется ко мне своими губешками. Брррр....!
- Тебя никто не заставляет за него замуж завтра выходить. Просто поприкалывайся.
- Но это жестоко! Я имею в виду обнадеживать его.
- Ох, у тебя постоянно или черное, или белое. Вера, ты слишком категоричная и от того мучаешься. Про компромиссы слышала?
Вера насупилась и нервно ткнула вилкой в нежную утиную грудку. Девочки обедали сидя на кухне, совершенно не стесняясь обслуги и ее величества повара — сеньора Николо Равалетти.
Этот человек внешне был нескладной копией Сальвадора Дали. Дядьке только усов не хватало. Среднего роста, как-будто с вечно хитрым выражением лица, немного неуклюжий и непредсказуемый, он мог, легко парировать любые предложения по поводу меню, которые поступали от Симона и Эстер, которые уже считались владельцами особняка, пусть даже его законный хозяин доживал свои дни подобно призраку.
Как любил говорить сам Ивэлим — Николо, его последний каприз и инструмент, способный донести свое отношение к испорченному семейству.
Исключением была лишь младшая внучка, в которой старик души не чаял, но и это выражал по-своему.
Как бы то ни было, итальянца, который заслуженно получил аж целых две звезды Мишлен смог зазвать на работу только дед Ивэлим, уж неизвестно каким угрозами или посулами, но Вера доподлинно знала, что Николо обходился им в целое состояние на протяжении последних двенадцати лет.
И утиная грудка это подтверждала.
Правда, от трапезы можно было получить куда больше удовольствия, если бы около стола не замерла, как вкопанная, вышколенная прислуга в лице бледной, строгой на вид женщины — Имельды Жамдри..
Она не двигалась, но следила за малейшим поворотом головы Веры и Олли, готовая склониться в любой момент, чтобы выслушать и тут же выполнить пожелание: принести напиток, добавить льда, заменить салфетку, подложить добавки или соуса.