- Накорми свою сестру и присмотри за животными. Я обещаю, что вернусь за вами и отведу в Мистрас. Ты понял?
Мальчик промолчал, с удивлением посмотрел на свои руки и тут же торопливо отломил большую часть от куска, чтобы протянуть притихшей сестренке. Уже через секунду, дети с жадностью глотали угощение, едва успевая прожевывать.
Аверо сделал несколько шагов в сторону деревни, и почувствовал, как дрожат ноги, но быстро преодолев малодушие представил, что его помощь нужна Сине.
Нет, он не шел. Мужчина сломя голову бежал, поднимая ступнями клубы пыли.
Уже через несколько минут, он пронесся мимо каменной кладки городской стены и стараясь не особо смотреть по сторонам, сразу же направился за пределы центральной площади. Но не успев миновать открытое пространство, все же замер, ощущая, как по спине ползет холод.
Гостеприимная некогда деревня, казалось покинутой. Огидайцы не признавали христианства и поклонялись Великой богини, потому что ни во что так не верили, как в землю, которая кормила их и поила. Разумеется культ подразумевал жертвоприношения и огидайцы скрупулезно следовали традициям, закалывая не меньше десятка животных. Делалось это всегда аккуратно и торжественно, но сейчас Аверо с ужасом смотрел на мощеную камнем площадь, которая казаласm багровой от запекшейся крови. Сотни отпечатков ног, будто специально проходили по ее потокам стекающей с жертвенника, возведенного в самом центре площади.
Внимательно всматриваясь в устрашающий орнамент, ступней, можно было заметить, что они не были хаотичными, словно множество людей брело в одном направлении, подгоняемые таинственным ритуалом.
Аверо обошел гору разлагающихся трупов овец, которых никто не удосужился убрать, что тоже было странным. Огидайцы, после того, как заколоть животное, всегда сжигали тело.
Смрад и рои муж, залепляли нос и глаза, но мужчина, все же последовал за направлением отпечатков ног и понял, что они складывались в странный рисунок, словно это был круг, разомкнутый в самом низу.
Закрыв нос, краем одежды, Аверо, вспомнил про детей, которые его ждут и решил не терять времени. Он успеет обо всем рассказать, когда вернется в Мистрас. Парень едва мог передвигать ноги. Деревня была пропитана отравленным духом безумия, невозможно было не слышать шорохи, не замечать, как в окнах домов мелькали перепуганные детские лица.
Ни одного взрослого человека не было и в помине.
Одна девочка-подросток, наконец осмелела и выступила из тени, сделав одновременно предостерегающий жест кому-то в доме. Она что-то сказала, после чего сжала кулаки и сделала несколько шагов к Аверо.
- Кто ты? - спросила она.
- Мое имя Аверо, я бываю в деревне каждый месяц, покупаю здесь сыр, чтобы продать его в Мистрасе. Не бойся меня... Расскажи, что здесь случилось?
- Нет! - девочка тут же испугалась и шикнула. - Я не буду говорить, мы и без того прогневали Великую богиню.
Она запнулась, борясь с собой чтобы не разрыдаться. Пугающая худоба еще пока не вытеснила из тела ребенка все силы, но грань была близка. Глаза девочки заметались. Сейчас бы спросить совета у матери или отца, но тех явно не было поблизости.
- Она пришла к нам в человеческом обличии и прокляла нас, - тихо и от того пугающе прошептал ребенок. - Дарига говорит, что не будет нам больше жизни и потому остается ждать только смерти.
- Кто такая Дарига?
- Слепая старуха, которая выжила из ума за долго до этого дня. Она слепа и потому не видела Великую, как остальные взрослые.
Очередной порыв ветра принес вонь разлагающихся туш и Аверо подавил тошноту не без усилий. Он согнулся пополам и закашлялся.
- Остальные?
Девочка, кажется, окончательно осмелела. Ее голос больше не дрожал от рвущихся слез. Этот ребенок, кажется, твердо намеревался воплотить слова безумной старухи и дождаться своей кончины — скорее всего от жажды или голода.
- Ты можешь пойти со мной, я могу забрать всех кто здесь выжил и отвести в Мистрас, тем более что если речь идет о детях, не справедливо всех обрекать на страшную смерть, я уверен, что если мы поищем в домах, то найдем кого-нибудь из взрослых.
Бездействие зашло далеко и Аверо решительно постучал в ближайшую дверь. Девочка его не остановила, а только тяжело опустилась на землю, словно силы окончательно ее покинули.
Мужчина понял, что дверь не заперта и прислушался. Тишина!
Он осторожно толкнул дверь и вошел в темную прохладу жилища. Когда глаза привыкли в полумраку, деревню, пугливой птицей, облетел испуганный вскрик.
На постели неподвижно лежала женщина, крепко прижимая к обнаженной бледной груди младенца, которому отроду было не больше двух месяцев. Оба тела уже покрылись трупными пятнами, и надулись, но не трудно было догадаться, что мать слишком отчаянно прижимала к себе дитя, когда кормила, тем самым задушив его.