Редко самообладание и такт покидали достопочтенного господина судью, но сейчас был один из тех дней, когда к Симону лучше было не подходить. Эстер снова отпила кофе и отвлекая дочь от подслушивания телефонного разговора отца, красиво передернула нежными пальчиками правой руки, любуясь, как вспыхнули яркие искры роскошных бриллиантовых колец.
- Дедушка просил помочь ему с переводом нескольких писем.
- Ммм... что-то интересное? - упоминание о старейшине Фон Венерлиссов, превратило красивое лицо Эстер в маску уныния с примесью неприязни.
- Он добрался до своего секретера, - Вера знала как отбить интерес матери и нарочно солгала, потому что знала, что особый интерес та испытывает к личному сейфу Ивэлима, который был кладезью документальных и вещественных сокровищ, а старые потрепанные письма были выужены именно из стального ящика внушительных размеров, оснащенного самым сложным из существующих замков.
- Дорогая, хорошего тебе дня. К сожалению, срочное дело, мне пора уезжать. Буду к ужину.
Симон подошел к супруге и нежно поцеловал ее в макушку, едва касаясь прически.
- Что-то серьезное случилось? - Эстер поняла, что не сможет сдержать любопытства.
Муж не посмотрел на нее. Весь его вид являл собой крайнюю тревогу и озабоченность.
- Еще один ребенок пропал. Поиски не дали результатов.
- Тамаш говорил, что все под контролем.
- Ему, как мэру, главное — не допустить общественных волнений и паники. Только по его просьбе, я сдерживал натиск прокурора, но больше не буду.
- Ребенок из местных?
Вера не веря своим ушам, уставилась на мать, которая все же осмелилась высказать повисший в воздухе намек на то, что с мигрантами и беженцами часто случаются злоключения из-за недостатка контроля во всех аспектах их жизни.
- Пожалуй, с вас обоих хватит информации. Не забивайте себе голову ужасами.
Дочери досталось теплое, отеческое объятие и добродушная улыбка. Симон старался сдерживаться, но его тело будто вибрировало, как мощный двигатель с добротной изоляцией в виде идеального темно-синего костюма-тройки и хрустящей, накрахмаленной белой сорочки в купе с дорогим галстуком. Плотно сжатые губы указывали на крайнюю степень раздраженности и возмущения.
Вера на мгновение отвлеклась от предстоящей пытки арабским, который терпеть не могла. Но едва дверь столовой захлопнулась за отцом, комнату заполнило нечто прохладное и колючее - вечное недовольство, которое переполняло мать и дочь.
Первая погрязла в неженских заботах ювелирного бизнеса, который чудом держался на плаву, поддержанием ауры идеала образцовой семьи и воспитания неподдающегося таковому подростка, а вторая — превращала в недовольство даже самые рядовые поступки и аспекты своей пока беззаботной жизни.
Недовольство от того, что не хватало смелости признаться деду в готовящемся против него заговоре, недовольстве от того, что при встрече лицом к лицу с опасностью, все проработанные в голове сценарии оказались пустышкой; недовольство, что ненаглядного деда приходится использовать для прикрытия, лишь бы только не проводить время с матерью, вместо того, чтобы сказать твердое — «не хочу!».
Переводом с арабского сейчас заниматься тоже не хотелось совсем. Всеми мыслями Вера была в Даргене.
Существовала даже уважительная причина, чтобы нестись туда сломя голову, несколько смс Тьяго так и остались без ответа. Вера обрадовалась этому больше, чем если бы парень начал с ней переписываться.
Сердце забилось чаще и кровь прилила к щекам.
Эстер внимательно присмотрелась к дочери и поняла превратно внезапно вспыхнувший румянец. Вера в чем-то ей лгала на счет своего ненаглядного деда.
А девушка, тем временем, понимала, каким количеством скуки будут приправлены следующие пара часов в компании пожилого предка. Она давно осознала, что письма по своему содержанию совершенно бытовые. Но о них стоило упомянуть вслух в контексте наведения порядка, намекая, что Ивэлиму может быть известно о намерении родни признать его недееспособным и потому дед решил привести документы в порядок.
Таким образом, будут убиты сразу два зайца — матери будет брошена толика информации, что укрепит в убеждении, что дочь до сих пор наивное дитя и хранить секреты просто не способна. Это укрепит доверие и отведет ненужное любопытство на счет того, как Вера проводит свое свободное время вне дома.
А во-вторых, легкая шпилька, на счет догадок деда о грядущей врачебной комиссии, не скрасит жизнь матери, доводя ее, постепенно до нервозного состояния. Эдакое подпольное, заочное возмездие. Ведь идти в открытую против родителей, Вера никогда не решилась бы.