Куда проще было с медсестрами, которые за словом в карман не лезли, хоть и таращились без меры, хихикая свои женские мысли и стреляли глазами.
Вера вызывала неприязнь у всех, начиная с Юдиты и заканчивая Талли.
Женщины Тьяго вступили в немое состязание.
Не молчала только Вера. А ее первый визит в больницу вышел хуже, чем их первая встреча.
- Привет!
Больничный запах вызывал у нее тревогу. И хорошо! Приходилось глушить внутреннюю дрожь, недружелюбные взгляды пронизывали и возникало ощущение, что ты пятилетний ребенок на приеме у стоматолога. Страшно, но надо....
Можно домой?
Тьяго выглядел прекрасно, не считая пластыря на лбу. Пристальный взгляд полный недоверия и настороженно поджатые губы Вера заметила сразу. Но чему удивляться? Она сама терпеть не могла больницы с их отвратительным запахом и гнетущей атмосферой.
Семейство Венерлиссов не посещало общественные клиники. Их обслуживал семейный врач, а все обследования производились в одном элитном медицинском центре.
- Здравствуй, Вера.
Слова прозвучали слаще признания в любви, хотя голос был холодный и почти равнодушный. Тьяго почувствовал, как его подмывает настоящая злость. С какой стати эта девица заявилась, если накануне натравила копов?!
Хочет из любопытства полюбоваться на результат? Поспрашивать с невинным видом скольких людей арестовали? Или примчалась за своей драгоценной побрякушкой?
Пока мысли бурлили подобно лаве в жерле вулкана, суля скорый оглушительный взрыв, Тьяго заметил, как мать до нельзя выпучила глаза и украдкой сделала рукой мягкий жест, призывая сына вести себя благоразумно.
По наивности, Вера не замечала ничего вокруг, ощущая только, как ноги превратились в два ватных столбика, которым не давали подкоситься гордость и убийственный взгляд девушки-цыганки, которая заняла единственный в палате стул - Талли.
Молчание затянулось. Одно спасение — деловитое копошение Лачи в шкафчиках с перевязочным материалом. Женщина без стеснения выгребала бинты, антисептик и даже жидкое мыло в мягкой пластиковой упаковке в замусоленную сумку.
- На счет кулона... Я успел выяснить, что он в ломбарде в районе Йожефароша.
Вера понимающе кивнула головой, и Тьяго почувствовал, как его подмывает раздражение. Конечно, эта minou, едва ли знала, о квартале ростовщиков в Будапеште.
- Хорошо... Но это подождет. Что... Что с тобой случилось?
- Обычное дело. Фараоны, любят ночные облавы. Если конечно, кто-нибудь опять не отнес бумажку в полицию на ограбление или побои.
Камень в огород Веры полетел со свистом метеора.
- Облавы? На каком основании? Это же беспредел! Вы должны написать заявление! - И вдруг, до нее не сразу все дошло, что ее винят в произошедшем. Девчонка запнулась и выпучила от удивления и обиды глаза.
- Нет, нет, нет!!! Я и Олли, мы никому ничего не рассказывали. И в мыслях не было. Клянусь!
С трех концов палаты фыркнуло так, что Вера вздрогнула. Она расстилалась перед этими людьми с редкой искренностью, которую просто не хотели замечать.
- Извини, но это первое что пришло в голову. Тогда получается, это очередная облава. Я попытался просто подойти к полицейским, - Тьяго явно сдерживал голос, произнося последнее слово спокойно, - чтобы спросить почему арестовывают моего друга, но меня ту же повалили на землю.
- Кого арестовали? - Вера насторожилась будто дело ее и правда каким-то образом касалось.
- Поло Леммона.
- Что ты тут рассказываешь, Тьяго?! Будто ей есть дело до Поло. Принеслась сюда, ради своей золотой штучки.
Талли высказала вслух мнение своих соплеменников и застыла неподвижно, гордо демонстрируя потрясающую осанку и гонор.
- Идем, Таллинья. Надо с доктором переговорить!
Лачи сделала самую невероятную вещь, на которую была способна в тот момент. Будто она поддерживала Веру и старалась оставить ее наедине со своим сыном. Подавляя удивление, Тьяго остался в палате с Верой один на один.
Парень продолжал бесхитростно рассматривать девушку. Он знал, что неловкое женское молчание лучше оставить в объятиях тишины. Эта субстанция позволит быстрее созреть слабому полу в своих желаниях и незаметно выведет с мелководья покрытых догадками мыслей.
Пришла без малейшего приличного предлога, как правильно выразилась Талли — за своей золотой погремушкой. Тут было все ясно. Тьяго прекрасно понимал, что нравился Вере, ей хотелось внимания и как раз этой дряни ему было не жалко.
Жалко было Веру... Чувство вины заменяло ей черты лица. Даже когда она появилась в палате, то уже была готова сорваться на извинения, вместо обычного человеческого «привет».