В саду слышалась возня — полным ходом шла уборка после праздника: вывозилась мебель, огромные композиции с цветами, грузили посуду, разбирали сцену. Кто-то из нанятого персонала шутил. То и дело разносился довольный смех, долетали обрывки непринужденного разговора, на темы, способные развлечь людей, которым заплатят в несколько раз меньше, чем стоила аренда роскошной праздничной атрибутики.
Доктор, с тошнотворно сдержанной улыбкой, примирительно поднял руки вверх, призывая Ивэлима успокоиться.
- Поверьте, ни у кого и в мыслях не было подобных намерений, господин Фон Венерлисс. Ничего удивительного нет в том, что близкие люди за вас крайне переживают и хотят помочь. - Тогда пусть выметаются из моей комнаты! Сейчас же! - крючковатые пальцы сжались кулак, который с грохотом опустился на подлокотник инвалидного кресла. На этом, Аттштайнер грациозно поднялся с мягкого стула, застегнул на пиджаке пуговицу и неуловимым движением головы, призвал ассистента следовать за ним.
Все вокруг напоминало наспех поставленный спектакль, в котором главный герой мог вообще не произносить своих реплик.
Жизнь Ивэлима Фон Венерлисса здесь и сейчас подходила к той самой черте, за которой он обязательно обернется, чтобы взглянуть, как преданные, верные друзья понесут на высоком постаменте тщательно отполированную мечту, на осуществление которой была истрачены безумные средства, из присутствующих здесь ее никто не в силах воплотить, кроме младшей внучки. Да и та пропала, позабыв легкомысленно брошенные предку обещания.
Ну, тут, можно понять... Очередная любовь «на всю жизнь» умела застилать глаза.
Последние дни сознательной жизни Ивэлиму Фон Венерлиссу суждено было доживать в абсолютном одиночестве, окруженным сомнительной заботой семьи.
Старик подкатил к окну и демонстративно повернулся спиной к противному докторишке и прихвостню-юристу. Всматриваясь вдаль, внезапно, кустистые брови удивленно приподнялись, морщины на лбу разгладились и губы растянулись в самодовольной улыбке. Весь облик сменился с грозного на детский с долей увлеченности, а глаза почти любовно проводили гуськом уползающие по дороге грузовики.
Только самый наблюдательный человек мог заметить, что на праздник таких фур прибыло четыре штуки, а сейчас от особняка их удалялось на две машины больше.
«Успели!» - победно пронеслось в голове Ивэлима.
***
Жизнь в Даргене изменилась до неузнаваемости. За короткий промежуток времени количество богатеев увеличилось вдвое. Другими словами, помимо «золотой» девчонки Веры, которая призраком следовала за Тьяго, появилась еще одна мадам.
Эта была поопытней, понаглей и опасней... Никаких намеков, только улыбка собственницы и дикой кошки, которая просто приезжала на огромном черном джипе, игнорировала раболепный щебет Лачи и сразу уезжала, если молодого Барфольда не было дома.
К слову сказать, Тьяго и правда, будто запропастился куда-то.
Лишь один раз, любопытным взорам цыганской общины предстала картина, как молодой человек вышел из недр упомянутой машины настойчивой мадам.
Не похоже, что Тьяго поддался чарам богатой красотки — насупленные брови, хмурый взгляд, редкие движения и молчание в ответ на сладкую улыбку незнакомки, которая до последнего не отпускала его руку и сыпала какими-то обещаниями, поглаживая смуглую кожу длинными, отполированными ноготками.
Джип укатил.
И тут бы произошла смена караула при теле юного Аполлона, но сменщица настойчивой мадам — серая мышь Вера, волей случая стала свидетельницей одного из первых визитов владелицы джипа.
Треск розовых очков стоял по всему Даргену.
Спрятавшись за стволом раскидистого дерева, Вера прижималась к колючей коре щекой, которая грубым наждаком терзала нежную кожу. Слез еще не было, только потому что шок и неверие барахтались на границе осознания правды. Любая ложь сейчас была бы принята за спасение.
Нетрудно было догадаться о чем напевала Маргрет Явр уединившись по отдаль от трейлера Барфольдов, склонившемуся над ней Тьяго. Благо, что в его согбенной фигуре не читалось откровенного вожделения. Язык тела говорил о сдержанности и желании скорее не обидеть, чем соблазнить.
Тягаться с женщиной вроде жены мэра Вера не могла. Очевидная красота и женственность Маргрет вводили в отчаяние. И в мыслях мадам Явр проносились дикие фантазии о том, что можно будет сотворить с этим молодым жеребцом, и потом, с какой легкостью Тьяго отвернется от своей нескладной дурнушки.
Вера не знала, что сегодня, рано утром, женушка мэра с жадным рвением исполнила свое обещание и таки устроила парню просмотр в школе искусств. Барфольд не хотел ехать без своей партнерши по танцам, но Маргрет убедила, что свои способности не стоит делить ни с кем другим и уже через час, из груди, выпрыгивало не только сердце прекрасной жены мэра, но и Питера Альсора, который по началу вел себя крайне раздраженно.