Маргрет подвезла Тьяго в Дарген, но когда машина замерла в зарослях на пыльной дороги, центральный замок оставался заперт. Маленькая, изящная рука по змеиному хищно улеглась на бедро парня и со знанием дела отправилась в путешествие к ширинке.
Еще неделю назад столь откровенный призыв Маргрет был бы удовлетворен и даже с удовольствием, но сейчас, когда в мыслях Тьяго царил образ Виктории Фон Венерлисс, внутри поднималась едва ли не тошнота. Парень прекрасно понимал, что если он откажет богатой мадам сейчас, то, наверняка, потеряет возможность осуществить свою заветную мечту.
Просмотр в школе искусств был чистой воды наживкой.
В салоне автомобиля повисло гнетущее молчание, жаль Вера не могла сейчас видеть лица Тьяго, это вселило бы в нее надежду. Но дерево перекрывало обзор, загораживая вид раскидистыми ветвями.
Облезлый, худой кот, словно почуяв, что человеку нужно отвлечься, принялся тереться об ноги девушки. Это был один из любимцев Тьяго. Только сейчас Вера поняла, что по ее щекам текут слезы. Прикосновение грязной шерсти к ногам вызвало у нее омерзение, но оттолкнуть животное она не решилась. Самые высокие чувства, самые чистые и настоящие, в данный момент покрылись мелкими трещинами и грозили рассыпаться горькими осколками.
Но вдруг, дверца машины распахнулась и выпустила на волю возлюбленного, который выглядел как угодно, только не довольным. И то с каким остервенением прокрутились колеса внедорожника, только подтвердили догадку Веры, что еще есть надежда и Тьяго не поддастся чарам коварной соблазнительницы.
Молодой цыган скрылся в трейлере, захлопнув дверь с такой силой, что кот у ног девочки поднял хвост и бросился наутек.
Едва машина скрылась из вида, Вера рванула вперед из своего укрытия. Голос разума подсказывал, что сейчас нужно оставить Тьяго в покое, но желание убедиться, что никаких жестоких перемен не грядет, заглушило его.
Из хлипкого «дома» Барфольдов послышалась ругань. Женский голос перебирал все синонимы к слову идиот. Еще секунда, и Тьяго вновь появился на улице. Он выглядел расстроенным и разозленным одновременно. Парень опустил голову, крепко сжал челюсти, прыгнул за руль старенького пикапа и умчался, оставив незадачливую поклонницу наедине со своими сомнениями.
Вернувшись к вечеру домой, в итоге так и не дождавшись возвращения Тьяго с работы, Вера к своему ужасу осознала, что во время ее отсутствия родня успела провернуть свое грязное дело и наспех состряпать липовое заключение о недееспособности деда.
Погоня за двумя зайцами закончилась закономерным итогом. Сердце «трещало по швам», грозя разбиться от безответной любви и ревности, а душа крошилась на части от осознания собственного предательства к любимому предку.
В гостиной особняка Фон Венерлиссов полным и неприятно суетливым ходом шли сборы вещей старика в клинику. Почти каждая пара брюк, рубашек и нижнего белья проходила унизительное согласование с хозяйкой дома.
Эстер поймала на себе тяжелый взгляд дочери, когда та застыла в дверях не веря собственным глазам. На что женщина холодно вскинула подбородок и продолжила замаскированный под сборы обыск. Даже прислуга отметила крайне странное поведение хозяйки, которая с нетерпением обшаривала каждый карман дорогой, но вышедшей из моды одежды старика. А пальто и куртки проходили едва ли не полицейский обыск с прощупыванием подкладок.
Не трудно было догадаться, что таким образом Эстер пыталась найти ключи от мастерской старика и погреба с редчайшей коллекцией вин.
На признаки помешательства матери указывал и тот факт, что она в кое-то веке пропустила августовский аукцион Доротеум в Вене. К этому событию госпожа Фон Венерлисс готовилась с одержимостью шестнадцатилетней девушки, перед выпускным балом. А тут даже, не вспомнила о любимом событии и напоминала теперь не подростка, а ворвавшегося во дворец без охраны, домушника.
Глотая слезы на ходу, Вера со всех ног бросилась в комнату деда, где нашла его лежащим на кровати, что само по себе было невероятным.
Ивэлим обожал отдыхать в своем любимом кресле у камина, где нередко засыпал на всю ночь. Но сейчас он не спал, а просто лежал с открытыми глазами, безучастно глядя в потолок бесцветным, болезненно мутным взглядом.
Даже запах в комнате поменялся. Исчез прежний мягкий аромат старого дерева, потрепанных антикварных фолиантов и такой привычной, вездесущей пыли.
Вера прикоснулась к неподвижной руке старика. Ни один мускул на его лице не дрогнул, ноздри орлиного, острого носа ни на секунду не сбили еле заметных вдохов и выдохов.