В трейлере царила утренняя сентябрьская прохлада. Лачи сидела на полу в линялой ночной рубашке на широких лямках, об ее босые ноги робко терся серо-полосатый худой кот Шашель. Почему-то только этот экземпляр завоевал симпатию матери, наверное из-за своей удивительно опрятной шерсти, которая не имела привычки оставаться на вещах едва зверь проходил мимо.
Кот улегся в ногах женщины, словно пытался согреть озябшие конечности и как бонусом получить на завтрак блюдце с кусочками хлеба, замоченного в молоке.
Тьяго оставил попытки вывести мать из ступора и решил, что вести себя обыденно, как-будто ничего серьезного не произошло будет лучше, чем переубеждать. Он заботливо поднял ее с пола и уложил на кровать, укрыл залатанным, стеганным одеялом, поставил на плиту чайник, сбегал к крану на улице, набрал в ведро воды и оттер пол от ошметков уже подсохшей грязи. Ее обильно занесли с ботинками копы, которые с явным пренебрежением отнеслись к жалкому цыганскому жилью.
Неизвестно кто не вписался своими габаритами в стесненный интерьер, но на полу валялась жестяная кружка отца, рядом лежал опрокинутый табурет, а на стене, на честном слове висел перекошенный бумажный календарь, разорванный едва ли не пополам.
Поразительно, но Тьяго с каждой минутой все больше и больше переполняла уверенность, что эта история не более чем ошибка. Это действовало, как наркоз. В руках окончательно испарилась мелкая дрожь. Истеричные женские всхлипы, доносившиеся из угла трейлера воспринимались теперь, благосклонно, будто глава семьи игнорировал капризного ребенка, который по наивности воспринимал досадное недоразумение, за серьезную проблему.
Внимание Тьяго привлекла проплывшая в дверном проеме, сгорбленная фигура.
«Куда это с утра пораньше понесло Рунгу?»
Через несколько секунд, скрюченная запятой старуха прошаркала обратно с таким деловитым, блаженным видом, что невольно можно было подумать, что разум вернулся в ее голову.
Тем временем, на пороге трейлера уже собралось с полдесятка котов, они выгибали шеи и не сводили желтых глаз со своего кормильца. Внутрь заходить боялись. Они могли узнать о присутствии Лачи даже по тяжким вздохам.
- Набежали, - обманчиво осуждающим, но нежным голосом пробурчал Тьяго, доставая из холодильника упаковку молока.
Он вышел из трейлера и собрал в широкую шеренгу разномастные жестяные банки, которые служили мисками. Тут он заметил несколько кирпичей, которых здесь не было вчера. Они лежали набросанными кое-как у заднего колеса. Не придав этому значения, парень раздал молоко своим питомцам, потрепал нескольких по пушистым загривкам, выпрямился и развернувшись, чуть не снес Рунгу.
Ее кривые пальцы крепко держали кирпич, и кажется, это она челноком сновала между своим забором и трейлером Барфольдов, перетягивая стройматериал.
- Ух, ты... Какой торопливый! - странная улыбка перекосила коричневое, морщинистое лицо старухи. - Наобнимаешься с молодыми. Знаешь, какие гречанки красивые?! А ладно, Хасиотис тебе сам все покажет и расскажет.
Казалось, слова просто хаотичным потоком лились изо рта этой сумасшедшей.
Уллари Рунга обошла Тьяго, донесла кирпич и шлепнула его рядом с остальными.
- Ты чего это удумала? Стройку начинаешь? - Тьяго не смог сдержаться от усмешки.
- Нет, это тебе пригодится. Могилку обкладывать. Денег-то не будет, никто не поможет, вещей не принесут, а что есть все отнимут. Нищим жил, нищим и отойдет на тот свет. Но не сам. Не верь ты им. Убьют!
Эти слова заставили Тьяго похолодеть от ужаса. От них можно было отмахнуться убеждением, что старая ведьма, как обычно бредит. Но, к слову сказать, ее слова имели странное свойство сбываться. Рунгу из-за этого ненавидили и боялись.
«Бред!» - твердо повторил про себя молодой Барфольд.
Пусть эта безумная делает что хочет, главное, чтобы рта не раскрывала.
Молча развернувшись Тьяго поднялся по ступенькам и схватил ручку двери, чтобы захлопнуть ее.
- А в Греции хорошо. Солнце прогревает все косточки, море вымывает всю грязь из головы, там все станет на свои места. Греция, Тьяго, Греция! Запомни. Здесь никого не останется! Вместе поедем. Славно будет.
Дверь с грохотом закрылась, едва Рунга добормотала несуразицу.
- Греция! - это слово Тьяго словно выплюнул. - Почему не Ибица?!
Он надул щеки, выдыхая воздух, нервно усмехнулся и провел рукой по волосам.
Как там отец?
Наверняка, находится в таком же недоумении и по привычке смиренно принимает все, что с ним происходит. С властями Ролан Барфольд никогда не был в контрах. Фараоны если хорошенько пороются, то не смогут найти ни одного привода в полицию.