— А как он с себя их снимает?
— Кто? Кого?
— Ясно, ёж. Ясно, грибы.
Наталья Ивановна ничего не ответила, видно, забыла уже, что про ежа рассказывала. А Аня все помнит.
— Вы же сами нам про ежа рассказывали. Как он по грибам катается.
— Не помню, — сказала Наталья Ивановна, — давайте в салочки играть.
…Какие тут салочки, когда про ежа неясно? Аня стоит столбом и спрашивает:
— Как же это он с них себя снимает? Себя с них снимает? Них с себя снимает?
Совсем запуталась. К счастью, Маня оказалась рядом, распутала:
— Их с себя снимает? Очень просто. Ему, наверно, жена грибы со спины снимает. Ежиха.
— Чем?
— Да чем придётся, — сказала Маня. — Что под рукой есть, тем и снимает.
Задумалась Аня. Что-то здесь всё-таки непонятно. Вечером спросила Зинаиду Петровну:
— Чем он их с себя снимает?
— Кто «он»? И кого «их»?
— Ёж — грибы.
— Чего не знаю, того не знаю, — сказала Зинаида Петровна.
Тут уж Ане пришлось замолчать. Когда скажет Зинаида Петровна «чего не знаю, того не знаю» — это значит, что вопросы кончены. А жаль! Так и осталось неясно про ежа с грибами. А Аня любила, чтобы на все вопросы были ответы — простые и ясные.
А ещё в детсаду жила черепаха. Она была не детсадовская, а собственная одного мальчика — Женечки Яхонтова.
Женечка был толстый и добрый, сильно картавил и очень любил животных: ящериц, змей, лягушек и даже всех насекомых.
А черепаху он любил больше всех, кормил ее салатом, а остальное время носил на руках, прижимая её к животу. И от этого живот у него всегда был грязный. Нянечка пятой группы сердилась: наденешь на него утром чистую майку, а к обеду она уже чёрная. Измазался об черепаху.
А ещё Женечка любил напихать себе полную майку лягушек. Сидит за столом, а у него под майкой лягушки барахтаются. Девчонки пугаются, визжат, а Аня с Маней сидят спокойно. Аня никого из животных не боится. Маня некоторых боится (например, мышей), но лягушек как раз нет — у нее у самой на шкафчике лягушонок.
А Женечка любит ещё муравьев. Однажды в свое ведёрко положил лопатой добрый ломоть муравьиной кучи и в спальню принес. Муравьи расползлись кто куда — по полу, по кроваткам, по ночным столикам. Целых два дня они по спальне путешествовали. Девчонки, конечно, визжали, а мальчики — нет. Через два дня муравьи куда-то пропали, рассосались, как объяснил Женечка Яхонтов.
Зинаида Петровна, когда узнала про муравьёв, была недовольна. Она долго рассказывала ребятам, как устроена муравьиная куча, какие там ходы и переходы, как муравьи ухаживают за своими личинками, кормят их и чистят, как носят тяжести (а для них и сосновая иголка — бревно), как приручают и доят тлей.
— Там у них своя жизнь, — сказала Зинаида Петровна, — и вдруг приходит такой великан с лопатой и все разоряет.
Дети с упреком посмотрели на Женечку Яхонтова, а он сразу же обещал больше муравьиных куч не трогать и в спальню не приносить.
3. Ночь первая
Однажды вечером Маня говорит Ане:
— Знаешь, что я придумала? Давай не будем с тобой спать целую ночь.
Ане эта мысль понравилась. Она отвечает:
— Давай! Будем целую ночь по дому бродить. И по территории.
— В пижамах? — спрашивает Маня.
— Зачем в пижамах? В платьях.
— Платья наши в стирку взяли, — говорит Маня.
И всегда-то она всё замечает! У Ани хоть голову в стирку унеси — не заметит.
— Ладно, похожим и в пижамах, — говорит Аня.
Сговорились. А другим никому ничего не сказали.
Поужинали ребята творожной запеканкой с изюмом, пожаловались друг другу, что творога не любят. Вымыли ноги, почистили зубы и улеглись.
Тихо в спальне. Все заснули, только Аня с Маней не спят.
— Ещё не пора? — шёпотом спрашивает Аня.
— Нет ещё, ночная нянечка бродит, — тоже шёпотом отвечает Маня.
— И когда только они успокоятся? — ворчит Аня. — Нам-то не позволяют, а сами шумят.
Лежат девочки, не спят, еле удерживаются, чтобы глаза не закрыть. Закроешь — сразу заснёшь. Ресницы так и слипаются, словно клеем их намазали.
А в окно светит месяц. И от месяца голубой свет по всей спальне. В голубом свете тени от деревьев похаживают, взад и вперед покачиваются, будто живые.
И совсем другой стала знакомая комната, и окна другие, и стены, и потолок. Все это колышется, серебрится, и кажется, будто по комнате кто-то ходит, занавеску качает, тихонечко полом поскрипывает. Не то человек, не то зверь. Походка у него мягкая, как будто он в бархатных тапочках.