- Думаю тут будет скорее заголовок "Известный адвокат изнасиловал двух девушек на столике". - сказал я: - потому что раз уж начал насиловать девушек на столике в кафе, то уж будь так добр, действуй последовательно. Думаю вы бы обиделись, если бы я изнасиловал одну и не изнасиловал другую. Это же дискриминация.
- Спасибо, я бы как-нибудь обошлась без изнасилования на столике. - сказала Женька: - это не гигиенично, на нем же люди едят. И потом, меня сегодня уже насиловали.
- Но это совсем другая история. - сказала Лапочка.
Глава 2.
Carthago delenda est!
Стас лощенный. Если бы мне предложили найти картинку для энциклопедии в статью "Успешный адвокат вульгарус". - я бы предложил его фото. С его темно-синим костюмом от какой-то дизайнерской французской фирмы, золотыми часами, идеальной прической, дорогущими и начищенными до блеска туфлями. Возможно, где-то на нем есть еще какие-то знаки, которые говорят посвященным, что перед ними стоит очень успешный адвокат, но я, нищеброд и быдло, этого не замечаю. Рядом с ним как-то особенно остро ощущается, что у меня нечищеные ботинки. Всегда забываю почистить ботинки, когда прихожу к нему в офис и всегда об этом жалею. Впрочем, не думаю, что начищенные ботинки как-нибудь изменили бы тот факт, что за час работы этот скромный труженик правового фронта берет от пятидесяти тысяч рублей, в то время, как я оказываю услуги за скромные пять тысяч. И это даже не в час. Это за написание иска. Если бы мы были проститутками, то его возили бы на лимузинах в пентхаузы, а я стоял бы у вокзала и дышал выхлопными газами от проезжающих дальнобойщиков. Впрочем, основная часть работы не отличается, что у проституток, что у нас, юристов. Различается лишь оплата.
- Послушай, старик. - говорит он мне, немного наклоняясь вперед: - ты же видишь, что требования твоих клиентов невыполнимы. Это... это чушь и бред, никто не даст за эту дыру в деревянном бараке столько денег. Ты же понимаешь, что мои идут навстречу твоим, просто поговори с ними, ты же можешь.
- Да пойми, дружище, - говорю я в ответ, также наклоняясь вперед, так, что кончики наших носов почти соприкасаются: - я же выражаю интересы клиента. Клиент говорит столько, как я могу ему противиться. Я же такой же наемный работник как и ты. - на последнем пассаже лицо Стаса слегка кривиться, он не считает меня ровней, ну и правильно, но ты начал этот залихватский, побратимский тон, а я продолжу. Как там у Шекспира - "переиродить Ирода". Да, я могу переиродить тебя, я могу переиродить любого, кого бы не прислали за моей головой, потому что вы подавитесь моей головой, ублюдки. Я осажу ваши города, я ворвусь на улицы, мои воины разгромят и вырежут все на своем пути, а отступая я засыплю Карфаген солью, так, чтобы ничто и никогда не выросло на этом месте. Карфаген должен быть разрушен! - я накачиваю себя, чтобы не дрогнуть и не сдать назад, потому что соблазн, конечно есть.
- Слушай, ну так дело не пойдет. - Стас откидывается в своем кожаном кресле назад и потирает переносицу: - ты же понимаешь, что стройку никто не остановит.
- Да я то все понимаю. - говорю я, пожимая плечами: - я вообще понятливый малый. Но клиенты у меня упертые. Они же от меня откажутся. Параноики.
- Хорошо. - говорит Стас: - Хорошо. - он захлопывает папку с документами, показывая что официальная часть встречи прошла: - Я могу говорить начистоту? Так, между нами, без протокола?
- Конечно. - я развожу руками, всем своим видом выражая удивление, что кто-то мог подумать иначе: - какие могут быть сомнения.
- Так вот. Стройка все равно будет. Этот сраный барак и твои клиенты в нем - единственное, что сейчас тормозит весь процесс. Но, стройка все равно будет, независимо от того, согласятся они на наши условия по выкупу барака или нет. Просто это будет или по хорошему, или по плохому. И ты это знаешь. Я не понимаю, ты хочешь своим клиентам зла? Может произойти всякое, ты же понимаешь. Пожар там например. Здание деревянное, вспыхнет и все. Я ни в коем случае не угрожаю, я хочу помочь твоим клиентам, защитить их интересы, то есть делаю твою работу. Это ты должен был подойти к своим клиентам и объяснить им, что если они не согласятся на нашу сумму, то не получат ничего, кроме проблем. И еще - я не верю, что ты не можешь на них повлиять. С твоим-то красноречием и умением вывернуть душу. Ты змей-искуситель. И сейчас ты совершаешь ошибку. Которая не будет стоить тебе ничего, да. Ты же просто представитель. А вот твоим клиентам будет плохо. - Стас нахмурился, спрятал лицо в ладони и выдохнул. Опустил руки и встретился со мной взглядом: - Подумай об этом.
- Подумать? Конечно же. Подумаю. - сказал я, вставая и опуская руки в карманы: - вот только что я могу сделать, если они у меня такие несговорчивые? Ты же знаешь, я на твоей стороне, стройка должна идти. Но они... - я покачал головой.
- Хорошо. Я понимаю. - сказал Стас: - но ты постарайся. Мои клиенты готовы в определенной степени споспешествовать этому. Финансово. Допустим... пятьсот тысяч. Сразу как только твои клиенты подпишут договор о выселении.
- Конечно. - сказал я: - я попробую. Ничего не обещаю.
- Ну вот и хорошо. Я знал, что ты разумный человек и мы можем договориться. - Стас просиял своей фирменной улыбкой: - а мне говорят, мол ты упрямый как осел и недоговороспособен.
- Да ладно тебе, ворон ворону глаз не выклюет. - улыбнулся я в ответ. Расстались мы как закадычные друзья, обнимашки по-брежневски, едва без поцелуев взасос.
Уже на улице я набрал номер своего клиента.
- Да? - раздался в трубке взволнованный голос: - Это вы?
- Да, Николай Ильич, это я. Только что провел переговоры, надо встретиться.
- Конечно. Я буду у вас немедленно. - Николай Ильич повесил трубку, а я направился в свой офис. То, что я называю офисом. Полуподвальное помещение, в котором зимой холодно, а летом жарко. Старая мебель, единая вентиляционная система, которая гудит как взлетающий самолет, а потому включается не так часто. И конечно, тараканы. Здоровенные твари с коричневыми, маслянистыми спинками, покачивающие своими антеннами так, словно подслушивают твои разговоры и заранее не одобряют их содержание. К тому моменту, как я пришел, Николай Ильич уже сидел на стуле в прихожей, вместе со своей супругой, пухлой женщиной средних лет в вязанной шапке.
- Здравствуйте. - сказал я: - проходите, садитесь.
- Здравствуйте. Ну, как прошло? - Николай Ильич нервничал. Он без устали теребил свою зимнюю шапку из искусственного меха и переминался с ноги на ногу: - как там?
- Минутку. - я снял пуховик и шапку, убрал все в шкаф, сел за стол и положил перед собой ручку с бумагой. Мелочи. Но мне сложно сосредоточиться, если передо мной нет чистого листа бумаги и ручки. Чистый лист бумаги дает какое-то ощущение перспективы, движения вперед, ощущение начала, того, что еще не все закончено и ты можешь начать что-то в очередной раз. Пусть даже это только лист бумаги. При этом в течение совещания или рабочей встречи не обязательно делать там пометки. Говорят, Иосиф Сталин во время встреч рисовал на своих листах волков. Как только он задумывался, его рука сама выводила на бумаге головы и зубы этих хищников. На его рисунках, как правило не было волков целиком - только головы и зубы. Я же, когда задумаюсь, начинаю рисовать стрелки. Вверх, вниз, словно молнии, и так далее. Если сидеть так долго, то стрелки начинают собираться в группы, образовывать какие-то фигуры, захватывать все пространство листа.