– А вы зятя, может быть, и прописали? – замирающим голосом спросила Вероника.
– Ну да, а что делать? Мы пожили, пусть теперь дети поживут.
Этого Вероника уже совсем не могла вынести. Пробормотав, что очень спешит, она побежала ловить машину и даже не предложила подвезти супругов. Сердце разрывалось от зависти теперь уже не к Марьяше, а к ее дочери. Ну за что ей такая мудрая и понимающая мать, за какие заслуги?
Вероника Смысловская мыла посуду после завтрака на Диминой коммунальной кухне. Соседи поглядывали косо – по какому праву она, посторонняя женщина, занимает раковину? – но делать замечания не осмеливались. Тощая Люба, впрочем, выражала негодование взглядом, пытаясь генерировать волны презрения к Веронике, женщине без штампа в паспорте, остающейся ночевать у мужчины. Это было частью ритуала. Миллеру, ясное дело, ничего не стоило самому помыть посуду, которой после здорового завтрака было немного, но Веронике нужно было показать, что она вовсе не презирает скудный быт своего любовника.
Поразмыслив, она отправила расползшуюся губку в помойное ведро и взяла из шкафчика новую, не уверенная, что столь смелый поступок не вызовет у Димы раздражения. С ним никогда нельзя было чувствовать себя спокойно, и в то же время он был так тоскливо предсказуем… «Либо обидится, что я хозяйничаю, либо решит, что я так намекаю на его неаккуратность, и тоже обидится. С другой стороны, этим фрагментом дохлой кошки мыть тарелки невозможно, и если бы я оставила все как есть, он вполне мог бы упрекнуть меня в нечистоплотности… Как с ним сложно. Как с ним сложно!!!»
Додумать эту горькую мысль ей помешали звонки в дверь. Она, никогда не жившая в коммунальных квартирах, не сосчитала их количество, но, увидев, что соседки как ни в чем не бывало продолжают заниматься своими делами, поняла, что гости пожаловали к Диме. Что ж, двенадцатый час, не так уж и рано.
Сама она уже много лет жила так, что в любой момент была готова предстать перед посторонними людьми и предъявить к осмотру свое жилище, но вот Миллер… Задачка, пожалуй, сложнее, чем про губку для мытья посуды. Имеет ли она право открыть дверь, то есть решить за Диму, принимать ему гостей или нет? А вдруг он не хочет, чтобы его знакомые знали, что она ночует у него?..
– Вы собираетесь открывать или думаете, что здесь для вас есть специальные швейцары? – с невыразимым сарказмом спросила Люба, и Вероника, радуясь, что сложную проблему решили за нее, защелкала древними замками.
Она никогда не промышляла квартирными кражами, но даже ей было ясно, что замки давно следует поменять. Сам Миллер, и тот управлялся с ними с трудом, полностью концентрируясь, чтобы уловить момент, когда «штырек пошел».
Штырек пошел, и Вероника распахнула дверь, на радостях даже не поинтересовавшись, кто пришел.
На пороге стоял Ян Колдунов с женой и ребенком – подростком мужского пола. Это немного смутило Веронику, знавшую, что подобных экземпляров в широком ассортименте колдуновских детей вроде бы нет… Или она, эгоистка несчастная, забыла?
– Приятный сюрприз! – сказала она, целуясь с супругами. – Проходите, сейчас сварю кофе.
– И дай что-нибудь пожрать! – Колдунов подтолкнул ребенка в коридор. – Мы сегодня проспали и не успели позавтракать.
– А куда вы спешили? Выходной же, – сказала Вероника, чтобы скрыть охватившую ее зависть. Колдунов так пылко посмотрел на свою Катю, что невозможно было не понять, отчего они проспали.
– Петьке рентген надо было сделать. Этот обормот челюсть сломал, представляешь?
– Как это он ухитрился? Упал?
– Ага. На чей-то кулак. И, кажется, не один раз. – Катя нежно посмотрела на ребенка, будто он получил не увечье в драке, а как минимум Нобелевскую премию по физике.
Колдунов приобнял мальчика, и тот широко улыбнулся, обнажив проволочную конструкцию, фиксирующую нижнюю челюсть по отношению к верхней.
– Зато брекеты в ближайшее время не понадобятся, – засмеялась Вероника. – Только я не знаю, чем угостить молодого человека. У нас ни бульона, ни кефира… Сок если только. Что ж ты такой драчливый? – спросила она у подростка.
– А каким еще ему быть? – ответил за него Колдунов. – Это же Елошевичей сынок.
Вероника немного напряглась. «Прежде чем выйти за Елошевича, его нынешняя жена Наташа считалась невестой Миллера. Правда, они расстались по Диминой инициативе… Значит, этот мальчик Петя – Наташин сын, – сообразила она, – Елошевич приходится ему отчимом… Или он его усыновил?»
– По сравнению с Елошевичем любой средневековый дуэлянт покажется маменькиным сыночком, – пояснил свою мысль Колдунов. – Думаю, когда Толя появился на свет, акушер, имевший неосторожность шлепнуть его по попе, тут же получил сдачи пяткой в нос. Вот теперь Петюнчик династию продолжает. Сколько я на него зеленки извел, ты не представляешь!.. Слушай, а что ты нас в коридоре держишь? Или Димка спит еще? Если мы неудачно пришли, ты так и скажи.