– Тише, тише. – шепчу я, разглядывая её.
– Что вы хотите? – всхлипывает она.
– Я? – и вправду, чего же я хочу. Сажусь на траву напротив неё, размышляя. Ну вот на кой она мне? А уже не отпустишь, ей возвращаться то некуда, поди умрёт без своего.
– Что вы хотите? – уже задыхаясь от слёз, спрашивает она.
– Власти. – совершенно честно и спокойно говорю я.
Девка в ступоре, молчит, хлопает ресничками.
– Что? – уточняет она видимо на всякий.
– Ничего. – буркнул я. – Тебя как зовут?
– Са... Саша. – девка немного успокаивалась, несмотря на всю ситуацию.
– Саша. – эхом повторил я, пробуя имя на вкус. – Неправильно. Вероника.
– Что? – совсем осмелела она, хотя её слёзы продолжали капать с подбородка.
Я медленно встал, молча воткнул нож ей в бедро. Она закричала, этого было мало. Я прокрутил лезвие внутри её тела. Вероника перешла на визг, да такой, что перепонки чуть не лопнули. Хорошо.
– Ничего. – ответил я, когда её голос перешёл на хрип. – Кто был тот человек?
– Мой... Муж... – слабо ответила она, жадно хватая воздух пухлыми губами.
– Ему повезло. – прошептал я.
Я сделал еще пару порезов, уже глубоких, но не опасных. Вероника вскоре потеряла сознание. Мне стало скучно и я, проверив все узлы, побрел обратно на базу.
Вернулся я к ней через два дня, принёс немного воды. Странно, что мертвецы не набежали.
– За что?... – вновь плачет она. – За что ненавидите?
Я обомлел.
– Верно. – даже цокнул я. – Ненависть, она внутри, её нужно выпустить, иначе она просто сожрёт тебя. – я обхватил красивое лицо девушки, смотря прямо в глаза, чтобы лучше донести мысль. – Она живая, она змея внутри тебя, которой нужно давать выход, чтобы она не поглотила тебя самого. Ты понимаешь? – с восторгом закончил я.
Её тупое выражение лица меня расстроило. Нихрена она не поняла.
Я ударил её по лицу, разбивая губы. Пару надрезов, освобождая её тело от верхней одежды. Богиня во плоти, только чего-то ей не хватает. Удар в лицо, её голова мотнулась в правую сторону. Долгий, пронзительный взгляд на меня, что-то звериное мелькнула в её глазах. Она плюнула вязким, кровавым сгустком мне в лицо. Ломаю правую кисть, девка надрывно орёт. Левую. Она сломанной куклой повисает на верёвках.
– Я научу тебя послушанию.
Неспешным шагом иду обратно. Проставляюсь даунам с вышки, бутылка водки и шастай в обе стороны, сколько свободной душе угодно.
На следующий день, уже в хорошем настроении, вновь иду на свидание с Вероникой.
Верёвка, которой я её привязывал, была порвана. Блядь. Метаюсь из стороны в стороны, не знаю куда бежать и что мне делать. Присел на землю, прислонившись к дереву спиной. Задрал голову, чтобы слёзы закатились обратно. Хмурюсь, и медленно встаю. Моя Вероника сидит прямо надо мной, со взглядом испуганного крольчонка. Рывком скидываю её на землю. Она кричит и плачет, размахивая сломанными кистями. Пинаю ногой в лицо, ломая нос. Привязываю бесчувственное тело. Смотрю на неё с сомнением. Пришлось даже плеснуть воды в лицо, чтобы очухалась.
– Ещё раз убежишь, я тебя убью.
– Убей... – слабо произносит она, её взгляд пуст.
Я не готов был терять её, пока что не готов. Снимаю с плеча винтовку, дроблю прикладом коленные чашечки. Вероника давно перешла на ультразвук, но не останавливаюсь.
Больше она не сказала мне ни слова. Наверное обиделась, чё с этих баб взять? Вечно им что-то не нравится.
– Барыга, выблядок. Увижу суку, раздавлю. – рычит Быков, вырывая меня из воспоминаний, я даже вздрогнул.
– Ты чë? – спрашивает Зима.
– Мы сначала на третьем этаже затихли, дак эта мразь, гранату кинул, и бежать. Пол не выдержал мы вниз рухнули, большую половину раздавили, но ещë достаточно было. Тогда-то Юльку и укусили. – завыл Бык.
– Штаб! Говорит Зима! Как слышно?!
– Помех почти нет! Нашли что-нибудь?! – зашипела рация.
– Антон Михеев, позывной Барыга! Заключить под стражу до моего возвращения! Говорит командир первого отряда, Зима!
– Принято! – пришел ответ через минуту.
– Разберëмся, что к чему. – пообещал Зима, и отчего-то перевёл взгляд на меня.
Я скорчился. Разберёмся, как же.
Вероника быстро кончилась, не разговаривала со мной, лишь иногда тихо скулила от боли. Я же помог ей, я освободил её душу. А в итоге, сам же виноват остался. Нахуй она никому не усралась, но это же сделал я. Вот если бы Ярый, тогда да, простительно.