Так что, когда его нога, облаченная в потрепанный, но все же выделанный из кожи, ботинок, преодолела пространство проема входа, я, отступив назад, чтобы не казалось, будто бы в следующий момент нанесу удар, опустил руки вниз и покорно отдался веянью судьбы. В конце концов, я же глас Бога, так что, думаю, в некоторой степени мое будущее должно сложиться удачно.
Когда первый, судьбоносный шаг, был закончен, за ним последовал второй, тоже важный, но уже не наполненный таким же значением. И вот, он предстал передо мной.
Серый балахон доходил до колен его высокой, болезненно худой фигуры, и производил впечатление Франкенштейна, но такого, за создание которого взялась бы домохозяйка со стажем и прекрасно отточенными навыками штопки одежды. Да, следы от стежков были видны, но, в сочетании с ремнем на поясе, они все же производили больше ощущение честной бедности, нежели нищеты или неряшливости.
Пожалуй, то же самое можно было бы сказать и о его штанах, которые как будто бы говорили: «Да, жизнь нас потрепала. Да, мы теперь больше серые, чем черные. Но это все же не повод не считаться с нами, а, приятель в набедренной повязке?». И они были полностью правы.
Запримеченные мною по звуку сапоги напротив, хоть и не блистали чистотой, покрытые слоями стекающей грязи, но все выгодно отличались на общем фоне. Пожалуй, если бы мне пришло в голову поразбойничать, то они стали бы моим первым серьезным трофеем.
Через плечо у незнакомца была перекинута походная сумка на длинном ремешке, небольшая, но практичная. От нее слегка несло травами с очень резким ароматом и кровью.
Рукава балахона заканчивались на локтях, после них шла домотканая рубаха, оканчивающаяся на запястье, и в довершение на последних открытых участках руки были надеты перчатки, покрытые красными и зелеными засохшими пятнами.
Единственной отрытой частью самого существа оставалась голова, капюшон на которой был откинут некоторое время назад. И, по правде, он, в своем рабочем состоянии, все же не помешал.
Ведь он закрывал череп. Белесый, полностью освобожденной от плоти человеческий череп, от которого вниз, к туловищу, отходили позвонки находившегося в том же состоянии позвоночника.
Глаз, ну или же хотя бы красных точек, показывающих, куда же смотрит их владелец, не наблюдалось. Но все же что-то мне подсказывало, что его взгляд направлен прямо на меня.
Внезапно нижняя челюсть, до этого находящаяся в плотном сжатии с верхней, резко опустилась вниз, затем поднялась вверх, после чего повторяла эту процедуру, пока из отверстия рта шли звуки вполне человеческого голоса.
Первым же делом он произнес:
- Позволь мне оседлать себя единорог, это сработало! Пускай я и нес какую-то чушь!
Черепоголовый раскинул руки в разные стороны, потом направил указательные пальцы прямо на меня, при этом сопровождая все свои действия хрустом костей, который раздавался в тех местах, где сгибались конечности. Сохраняя театральную позу, он оглядел меня с головы до ног, после чего, будто бы осознав, какие несуразные движения только что произвел, вернулся в свое прежнее, более естественное положение.
- Ты уж прости, приятель. Давненько я не входил в осмысленный контакт с такими разумными монстрами, как ты. На этом острове только племена получеловеков да разное, в основном неразумное, зверье. Как бы то ни было, - он остановил указательный палец на себе, после чего оборотил его ко мне: - Я Картограф, местный представитель плохо принимаемого просвещения. При этом, всегда рад найти и законспектировать новый вид… - он еще раз внимательно оглядел мою фигуру, задержавшись на выпуклостях у висков. Полагаю, это были рога. К сожалению, единственным доступным природным зеркалом для меня была вода, но на побережье она всегда оставалась чистой и прозрачной, а в мелких речушках и болотцах больше смахивала по виду на грязь, да и на вкус отличалась от нее лишь большим количеством жидкостной наполняющей. Так что я до сих пор ни разу не имел чести лицезреть себя полностью, довольствуясь лишь частями.
-… демона. Да, точно демона. Но ты, приятель вроде ничего. Умен, так сказать, не по расе. Нет, я не хочу сказать, что у демонов в роду сплошные головорезы и жилодеры, но при твоей комплекции… неважно! Давай ты просто забудешь этот кусок разговора. У тебя есть имя? Ты говоришь на моем языке? Если говоришь, то, пожалуйста, сообщи мне свое имя, наименование твоего вида, и то, открывал ли вас кто-нибудь.
Только я открыл было рот, чтобы показать на практике свое неумение говорить, а заодно соображая в тот момент, как бы еще больше утвердить мнение о себе, как о разумном малом, черепоголовый перебил меня, вновь начав говорить, при этом постоянно придерживаясь быстрого темпа повествования: