Больше не было слов, не было угроз оружием и борьбы за первенство. Тела двигались в унисон, отвечая на любой позыв друг друга. Руки касались больных мест, продавливая под себя, когда хотелось большего, стоном благодаря за понимание. Пятый был груб и нежен, открывая в себе сокрытое глубоко и далеко от всех, мужчина выплескивал наружу всю ту боль, на что только мог быть способен.
Крепко обняв напарницу, Пятый уткнулся ей в лоб, специально меняя свой темп, вынуждая кидать недовольные взгляды, с удовольствием ловя любое проклятие именно сейчас.
Обвивая, довольно-таки, неплохое за годы службы тело, Пятый сильнее вжалась в мужчину, когда тела содрогнулись, вызывая лишь громкие стоны и усталость, напавшую на них в момент.
Тяжело упав на кровать рядом с напарницей, Пятый притянул к себе Пять, дыша ей в висок. Перепачканная кровью постель оставляла следы на телах, но именно сейчас было плевать на все, когда, впервые поддавшись порыву они выплеснули все эмоции и недосказанность между собой.
— Я так испугалась, когда волна просто, — показав рукой отель и волну, накрывшую его, Пятый улыбнулась. — Пуф и все.
— Пуф, ты лучший киллер Комиссии, а боишься какой-то воды, как ребенок.
— Справедливо опасаюсь, попрошу. Стоп, лучший киллер? Кто-то решил разделить первое место со мной? Это вот так ты решил отблагодарить за разрядку?
Укусив напарницу за ухо, Пятый нахмурился, нависая над ней.
— Ты даже после секса разговорчивая, слишком долгий пубертат, не находишь?
— Да иди ты, — отмахнувшись, Пятый прикрыла глаза, утыкаясь носом в чужую грудь. — Не томи, ты хочешь что-то спросить или сказать, но какого-то черта молчишь, прожигая взглядом.
— Твои шрамы.
Простонав, Пятый, дотянувшись до подушки, накрыла ей свою голову.
— Девять лет я тебе говорила нет, девять лет ты пытался зачем-то расспросить о них. А сам про свои молчишь.
— Когда это ты успела?
— Знаешь, — слегка выглянув из-под подушки, Пятый улыбнулась, — сверху открывается прекрасный вид.
Глубокой ночью Пятые сидели на полу, потягивая каждый бутылку виски и впервые разговаривали слишком открыто. Голова Пятого покоилась на коленях напарницы, ее свободная рука перебирала темные волосы. Мужской палец указал на продолговатый шрам в районе ребер.
— Отец и его прекрасная трость. Второй проступок и трое суток в барокамере.
— Тебя закрывали в барокамере?
— Да, дорогой Пятый, меня закрывали в барокамере.
— Это, — подняв левую руку с тату, Пятый указал на небольшой «V» образный шрам возле ручки зонтика. — Первое задание в Комиссии. Напоролся на балку, когда, потратив все силы открыл разлом не там, где надо.
— Все глубокие шрамы, — девушка указывала на руки с ногами, живот, ребра, лопатки, шея, все было усыпано длинными, но ровными шрамами, — оставил отец, он любил воспитывать именно меня. Хотя, даже такой сорванец может довести до ручки. Портрет все же сняли после третьего серьезного проступка.
— Он всегда был тем еще сукиным сыном, но чтобы настолько, — нахмурившись, Пятый, поймав руку напарницы приложил ее к своим губам, чужими пальцами стараясь нащупать шрам на складке.
— О, не уж то бабочка?
— Догадливая, похвально. Первая встреча, твой чертов нож.
— В свою защиту хочу сказать, что ты первый начал. Да ты всегда первым начинаешь, Пятый, — подняв свою руку с мужской, Пятый положила ее к себе на щеку. Пальцы Пятого касались длинного шрама возле глаза, начинающегося от виска, заканчивающегося возле подбородка.
— Он тебе идет, — ухмыльнувшись, Пятый провел по шраму подушечками пальцев. — Не чего было отвлекаться на задании.
— Не чего было отвлекаться на задании, — повторяя за Пятым, девушка фыркнула. — Это твое вредное и эгоистичное создание испарилось на глазах, когда рвануло то окно.
— Девять лет спустя ты решила поныть об этом.
— На десятый год я просто убью тебя и буду ныть о том, что надо было раньше так сделать, а не терпеть тебя.
— Комплимент за комплиментом, сегодня у меня праздник?
— День великого спасения напарника.
— Тогда это не праздник, а очередное наказание свыше.
— Да-да, ерничай сколько угодно.
Замолчав, Пятый, отставил пустую бутылку, медленно утягивая напарницу к себе за шею. Теплые губы столкнулись с холодными, отдающими терпкостью напитка. Пятый целовал медленно, смакуя чужие губы и покусывая их, слегка оттягивая на себя. Тяжело выдохнув в поцелуй, Пятый с трудом открыл глаза, смотря в зеленые омуты. Легкая, совершенно непринужденная улыбка, появившаяся на мужском лице, заставила удивиться, следующие сказанные слова умереть и возродиться заново.
— Я так испугался, идиотка.
***
Клаус сидел с Диего, потягивая коньяк и не обращая внимания на Лютера, мельтешащего перед глазами. Две сестры сидели неподалеку, смотря куда-то в пол, размеренно болтая виски в стакане.
Второй косо смотрел на Пятого, безмятежно сидящего далеко от всех возле высокого окна. В его голове была легкая пустота, но кажется, что плотная туманная пелена над прошлым развеивалась, принося все новые и новые порции воспоминаний. Пятый вспомнил задание в Лавале, ученого и вечер в Париже. Из раздумий выбил нож, пролетевший мимо глаз в соседнюю стену.
— Диего, ты стал промахиваться все чаще.
— Мы будет просто сидеть и? Что?
— Просто ждать, больше ничего не остается.
— Лютер, хватит, — жалобно провопив, Клаус прикрыл лицо руками, — я сейчас блевану от твоего мельтешения.
— Мы что-то упускаем.
— Похоже на твои прошлые речи, связанные с луной, а что по итогу? — Голос Эллисон, на удивление многих, был холоден и даже груб. Она залпом осушила бокал, ставя тот на стол.
— Можем просто поговорить с ней и все.
— Нет, Диего, не можем.
— Нет, Пятый, это ты не можешь являться сюда и заявлять об апокалипсисе. Не можешь сажать кого-то другого в камеру, чтобы самолично гулять.
— Что-то еще? — Вскинув бровь, Пятый потянулся, вставая на ноги и, спрятав руки в карманы направился в сторону выхода из дома.
— Снова убегаешь, Пять?
— Снова собираюсь в одиночку думать за всех вас.
Тарелка с двумя сэндвичами тихо приземлилась на пол перед Пятым, привлекая ее внимание. Подняв взгляд, девушка улыбнулась, кивком показывая на место напротив дверцы камеры. Второй и Четвертый слегка улыбнулись, было видно, как тяжело им дается весь этот бред.
— Вы меня хороните или что? Что за кислые мины?
— Пятый ушел.
— Если ты, Диего, хотел меня удивить, скорее, я разочарую тебя.
— Он часто уходил? — Спустившись сюда с очередной початой бутылкой, Клаус оперся подбородком о руки. — Да открой ты уже эту дверь, Диего, мы не Пятый, конец света не вызовем.
— Да брось, Клаус, не нужно, — не успев договорить, дверь в камеру открылась, впуская свежий воздух. Тяжело вздохнув и выйдя, Пятый села рядом с двумя братьями, тяжело смотря на них. — Ладно, нужно, там чертовски неуютно.
— Видишь? А я говорил.
— Да, Клаус, мы уже поняли, — переведя взгляд на Пятого, поедающую сэндвич, Диего тяжело выдохнул. — Поговори с нами, ты и так многое умалчиваешь.