Я шел под тусклыми фонарями и вдруг понял, что вижу нечто странное. В желтоватом полумраке вырисовалась фигура Адама, который не больше и не меньше как прятался за деревом. Выглядело это, прямо как сцена из фильма про шпионов. Нет, он и впрямь за кем-то следил. Отлипнув от ствола, он рысцой добежал до углового дома, в котором когда-то был бар, где наша лицейская компания устраивала встречи, на которых предвкушалось и возвещалось великое будущее каждого из нас. Сейчас там помещался мясной магазин, что я счел удачной метафорой наших гениальных биографий: сперва много мычания, а потом котлетка или фрикаделька. Себя в этот момент я ощущал рубленой котлетой. И как раз по этой причине я с ликующим злорадством решил испортить игру родственничку. Подойдя поближе, я на всю улицу заорал:
– Привет, мистер Бонд! Кого выслеживаем?
Он повернулся и посмотрел на меня таким взглядом, что я решил: сейчас убьет. Однако он сменил гнев на милость и как-то криво улыбнулся.
– Ты знаешь, что он живет здесь, на углу?
– Кто?
– Драбчик.
Я задушил в себе вопрос: «И что из того?» и произнес вместо него неопределенное, но как бы подстрекающее к дальнейшему развитию темы:
– Да?
Но Адам не стал развивать ее. Он вытер локоть, испачкавшийся о стенку дома, и иронически взглянул на меня:
– А ты куда идешь?
– К матери. Она живет тут, недалеко, через квартал. Объясни наконец, в чем дело?
– Как-нибудь потом. Если ничего не имеешь против, я провожу тебя.
– Мне будет очень приятно.
Он расхохотался:
– Экий Версаль!
И мы молча зашагали плечо к плечу. Я закурил сигарету, а когда протянул пачку Адаму, он замотал головой.
– Может, зайдешь вместе со мной?
– Да ты что! Ведь твоя мамаша относится ко мне, как остальные родственники. Я же – паршивая овца в стаде. Она знает, что мы вместе работаем?
Я задумался.
– Знаешь, а я ведь даже забыл сказать ей об этом.
– Ну видишь! Это, кажется, называется вытеснением по Фрейду, да?
Я не знал, что ответить, потому что, ежели по правде, я сказал маме про Адама, но она поморщилась и перевела разговор на другое. Мы остановились, дожидаясь зеленого сигнала. И тут я вспомнил.
– Слушай, а почему ты не поселился в родительской квартире, а ютишься в этой клетушке?
– Это было связано с муниципальным жилищным отделом. Администрация занялась там. Я ничего не хотел. Надо было массу бумаг оформлять… а я ведь действительно бросил их. Люся там все ликвидировала.
– Разрыв с родителями, наверно, тяжело переносится?
– Да уж нелегко. Но для этого были причины. Пошли, – зеленый.
Он рванул, не дожидаясь меня. Через несколько шагов я нагнал его. Дальше был откос, и лестница на нем вела к жилмассиву; я подумал, что поднимаемся мы по ней, как двое стариков, – медленно, с трудом. Мне ничего не хотелось, я с удовольствием свернулся бы клубочком где-нибудь в уголке, и вдруг я совершенно ясно осознал, что и Адам тоже едва бредет. Совершенно неожиданно меня это развеселило, я рассмеялся и, когда отвечал на удивленный взгляд кузена, не заметил еще одной ступеньки. Ну и споткнулся. Вне всяких сомнений, я растянулся бы – было скользко, но Адам успел ухватить меня за локоть. Секунды две-три он внимательно смотрел на меня, а потом внезапно спрятал лицо в ладонях.
– Что-то в глаз попало, – бросил он. – Помоги.
«И все-таки он педик», – мелькнула у меня мысль. Но я послушно подошел к нему и вывернул ему веко. При свете уличного фонаря я, право, немного сумел бы увидеть. Он резко отодвинулся от меня: