— Я… справлюсь, — прошептал он.
— Не сомневаюсь. Ну, а что касается практической реализации… Ангел-хранитель будет у каждой души. И ангел, например, убийцы или предателя будет страдать. И ты вместе с ним, ведь он — часть тебя. От боли, к сожалению, ты теперь никуда не денешься…
— Пусть, — кивнул Рафаил и улыбнулся, — Я вынесу боль. Ради любви.
— О, мое самое романтичное творение! Кстати, о любви. Я благодарен тебе за то, что ты научил Уриила чувствовать красоту в окружающем его мире, а не только в словах.
— О… — Третий Ангел впервые с начала разговора опустил глаза.
— Правда, ты выбрал очень оригинальный способ, — Он, казалось, улыбается.
— Уриил, — Ангел запнулся, слова давались с трудом, — Он был прав, говоря о грехе?
— Законы имеют под собой незыблемое основание — целесообразность. Они направлены на то, чтобы люди не причиняли вреда друг другу, пока сами не осознают, на что способны. В мире есть зло, и от него тоже никуда не деться.
— Но любовь…
— Свободна. И человек свободен в любви, как, кстати, ты и он.
— Это означает…
— Что любовь допустима и… прекрасна. И будет лучше, если ты сейчас найдешь Уриила и поговоришь с ним. Он виртуозно владеет Словом, как и предписывает ему его Долг, но, боюсь, что сейчас его огонь… м-м… направлен на то, чтобы выразить словами красоту, воплощенную в одном немного неосторожном Ангеле. Если не ошибаюсь… «а в глазах твоих — неба синь»…
— Прости меня, — Рафаил почувствовал, что краснеет. Реакция, достойная человека, не Ангела.
— За что? Вы созданы прекрасными. Я горжусь вами. Каждым из вас. И люблю вас.
Вот и все. Рафаил бросил последний взгляд на беспокойно шумящую реку и ступил на тропинку. Он ещё вернется сюда. А сейчас он шел к тем, кого любил. Сейчас — и всегда.
9
На берегу реки сидели двое: крепкий мужчина с черными кудрями и бородой и светловолосый юноша в белом.
— Азария, а ты уверен, что именно я должен был написать эту книгу?
— Что у тебя за манера — вечно сомневаться в словах… как ты это называешь… Посланца Неба?
Собеседник Рафаила, улыбаясь, склонил голову, в черных кудрях блеснули седые нити.
— Я не сомневаюсь в твоих словах, о, Третий Ангел, но…
— Еще бы! Куда же мы без «но»! — фыркнул Рафаил.
— Ты бы дослушал меня сначала, Посланец Неба! Отец считал, что только он имеет право донести до потомков историю своего чудесного исцеления. Он делал какие-то заметки.
— И где они?
— Он где-то спрятал их, говорил, что еще не пришло время, и что это — тайные знания…
— Люди! Любите вы все-таки делать тайну из ничего! Хорошо, специально для тебя сейчас спрошу, — Рафаил прикрыл глаза, и через несколько минут кивнул Товию, — Уриил говорит, эти записи найдут во втором веке до нашей эры, и из-за несоответствий в них возникнут три различных греческих перевода твоей книги. А потом Иероним переведет ее на латынь. Этой книге суждено бессмертие, хотим мы этого или нет.
— Хм… я ведь не книжник. Мне семью кормить надо. — Товий сокрушенно посмотрел на свою руку, — не то, что ты, — тонкая рука Рафаила без труда умещалась в его ладони, — почему бы тебе самому было все не описать? Даже патриарх Енох писал под диктовку Ангела…
— А вернее, сослался на него уже после написания своего фэнтези-романа… У Уриила до сих пор на него зуб. А что касается меня… я бы написал лишнего.
— Например, про вампиров. И про ангелов-хранителей, — кивнул Товий.
— Да. Вот поэтому и не будет Книги Рафаила. — Ангел вздохнул и поднялся на ноги, воздух над его плечами сгустился и замерцал золотом, — Мне хорошо с тобой, но…
— Иди, Азария. Я и так слишком задержал своего ангела-хранителя.
— Человек напоминает Ангелу о Долге! — он рассмеялся.
— Азария, один вопрос напоследок!
— Мда?
— Что такое «до нашей эры»?
— То же самое, что и «до рождества Христова»… то есть… а я так сказал? Опять! Хорошо, я еще приду и расскажу. Только ты это не записывай, ладно? Это должно быть только в книге пророка Даниила, а то Гавриил мне шею свернет.
— Уговорил, Посланец Неба! — улыбнулся Товий.
10
Светофор на набережной Невы моргнул в последний раз желтым сигналом и разрешил переход. Игнорируя запрет, мимо пронеслась машина.
донес ветер вечный надрыв голоса Кипелова.
— Не мог. Не имел права, — остановился вдруг прямо посреди «зебры» один из двух, переходивших дорогу, с недоумением, почти обидой глядя вслед машине.