– «Водолей», это Хьюстон, - вызвал Ванс Бранд, недавно сменивший Джо Кервина на посту КЭПКОМа.
– Слушаю вас, Хьюстон.
– Я только хотел сообщить, что в настоящий момент вы прямо в середине коридора, почти точно 6.5 градусов, - обнадеживающе доложил Бранд и немного запнулся, - Хотя есть небольшой дрейф, и, если мы его не поправим, то вы выскочите из коридора на пологую траекторию.
– Понятно, - сказал временный командир, - Что нам с этим делать?
– Мы обдумываем запуск для курсовой коррекции примерно в 104 часа, - сказал Бранд, - Небольшой, около 2 метров в секунду.
– Понял, - сказал Хэйз, - звучит обнадеживающе.
– Есть только одна сложность, - добавил Бранд, - Мы следим за давлением в баке с гелием сверхкритичной плотности и ожидаем разрыв мембраны. Мы точно не знаем, когда это случится - может, около 105 часа. Даже, если это случится раньше, мы полагаем, что у нас достаточно вытесненного топлива в магистралях. Так что, возможно, все в порядке.
– И это тоже обнадеживает, - сказал Хэйз.
Волновало ли что-то Хэйза, нельзя было расслышать за спокойным тоном его голоса, прозвучавшего по каналу связи с Землей. Достаточно серьезное отклонение траектории, если для этого надо даже запускать двигатель, никак не увязывалось с «небольшим дрейфом». Более того, пилота ЛЭМа не могла не беспокоить мысль об еще одной неконтролируемой утечке из газовых баков «Аполлона-13», один из которых находился в посадочной ступени любимого лунного модуля Хэйза.
Но если Хэйза, временно замещавшего командира, и тревожили подобные догадки, он никак не выдавал этого. Эмоции было не в правилах ни у Лоувелла, ни у Конрада, ни у Армстронга, ни у любого другого командира корабля. Чего придерживался сейчас и Хэйз. А тем, кто не способен держать свои эмоции при себе, стоит заняться другим делом.
Паря в ЛЭМе над свободным левым рабочим местом, Хэйз отключился от линии связи и придвинулся к шкафу в задней части кабины. Среди прочих личных вещей астронавты пронесли на борт маленький магнитофон и несколько кассет с записями любимых песен. Никто, конечно, не надеялся, что на пути к Луне на музыку найдется время, но после сброса ЛЭМа, который бы доставил на корабль груз лунных камней с Фра-Мауро, они собирались насладиться песнями. Сейчас же «Водолей» все еще был пристыкован к «Одиссею», грузовой отсек был пуст, но «Аполлон-13», неоспоримо, летел домой, и Хэйз собирался послушать музыку. За терминалом КЭПКОМа Ванс Бранд слушал треск по каналу связи. Но тишину нарушил не беспокойный голос временного командира, а вступительные аккорды «Эры Водолея» - первой песни, которую попросили записать астронавты. По всему залу управления операторы слушали ее и улыбались друг другу. Было слышно, как Фрэд Хэйз слегка подпевал.
– Эй, Фред, у тебя там наверху женщина что ли? - вызвал его Бранд.
– Для меня нет ничего невозможного, - засмеялся ему в ответ Хэйз.
– Ну, раз у тебя хорошее настроение, то позволь мне его поднять еще выше, - сказал Бранд, - Кое-кто только что принес отчет по ресурсам. Вы потребляете от 11 до 12 ампер в час. Это на пару ампер ниже, чем запланировали парни из ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ, так что все идет хорошо.
– Понял, - прозвучал голос Хэйза на фоне музыки.
– И, кроме того, по нашим прикидочным графикам, вы на расстоянии около 44 тысяч миль от Луны. ДИНМИКА мне говорит, это означает, что вы вошли в сферу притяжения Земли и начинаете ускоряться.
– Я так и думал, что пора ее пересечь, - сказал Хэйз.
– Принял, - ответил Бранд.
– Мы на пути к дому.
– Это точно.
Хэйз немного убавил громкость магнитофона, оставил его парить в воздухе позади себя и переместился по направлению к окну. Если уж они на самом деле пересекли невидимую сферу между Землей и Луной, он хотел бросить прощальный взгляд назад. Обзор не должны были загораживать опоры ЛЭМа, направленные к Луне, тем более что окна тоже смотрели в ту сторону. Учитывая спящих товарищей и тишину в кабине, за исключением металлического звука из магнитофона, обстановка обещала быть приятной. Но внезапно все изменилось.
Как только Хэйз достиг окна, корабль потряс до дрожи знакомый удар. Он выкинул вперед руки, ухватившись за переборку, и застыл в полете. По существу, звук был таким же, как и при ночном ударе в понедельник, хотя и, несомненно, тише. Ощущения, по существу, были такими же, как и при ночном сотрясении в понедельник, хотя и, несомненно, менее сильными. Если Хэйз не ошибался, а он был в этом уверен, звук шел не от сервисного модуля, а с другого конца пары «Водолея» с «Одиссеем». Он шел прямо у него из-под ног - из посадочной ступени ЛЭМа.
Хэйз с трудом глотнул. Это, должно быть, разрыв предохранительной мембраны бака гелия. Когда Земля предупреждает тебя о возможном прорыве, а моментом позже твой корабль грохочет и трясется, то, скорее всего, эти события взаимосвязаны. Но инстинктивно Хэйз, который лучше других на борту знал «Водолей», чувствовал, что это не так. Разрыв предохранительной мембраны так не звучит и так не ощущается. Осторожно подлетев к своему иллюминатору, он глянул через него и увидел нечто новое. Подобно тому, как сорок часов назад Джим Лоувелл обнаружил истекавший мимо его окна газ, теперь Фред Хэйз, пилот ЛЭМа, был встревожен аналогичным выбросом снаружи своего окна. От посадочной ступени «Водолея» поднималось толстое белое облако снежных хлопьев - ничего похожего на туманную струю гелия из предохранительной мембраны.