Ну давай, сука, выходи уже из себя. Мы оба знаем, как ты хочешь меня продырявить.
- В чем п...
Не успел я добросить, очередную порцию правдивой желчи, как мне в висок впечатался приклад автомата, расшибая нахер кожу, а за ней и кусок кости, вблизи глаза.
В падении, ударяюсь спиной о металлическое крепление для стволов, в грудине чувствуется хруст. А выбитый из рук ствол, оказывается в кабине водителя.
- Внатуре, доигрался, - Он наставил дуло мне на плечо и медленно опустил палец на курок.
Грохот оглушил на несколько секунд, после чего пришла боль.
Серый тянет в мою сторону руки и пытается встать, а Косач, изо всех сил держит его на месте, крича в ухо про его раны.
Еще горячее дуло Антон впечатал в мою щеку, наполняя ноздри запахом горелого мяса, после чего перевел его прямо на переносицу.
Я зажмурился, в ожидании очередного плевка.
Грохот, и спустя секунду – ничего не происходит.
Крепко сжатые веки в момент открылись, чтобы увидеть падающий из тонких и дрожащих рук дымящий пистолет.
Стокгольмский синдром, во всей своей, сука красе. Не сказать что я не рад этому, но бляха человека пришить, за едва знакомого парня – такое себе удовольствие, честно.
Непонимающий взгляд Антона медленно переплывал от меня к девушке и обратно.
А тонкая струйка крови изо рта, уже окропила пол.
Не тратя ни секунды, выбиваю Автомат здоровой рукой, и бью ему лбом по носу, чуть не теряя сознание, но оглушая Талого. Времени всего пара секунд, но и за них я успеваю дотянутся до ствола на полу.
Серия выстрелов в трапеции расцветает алыми бутонами на металле фургона, а Талый валится на колени выхаркивая пенистые алые хлопья.
С трудом, но получается встать на ноги, за окном слышится отрезвляющая одинокая сирена.
- Открой, - С трудом выдавливаю из себя слова, киваю на двери нашего фургончика девушке.
Быстрым взглядом окидываю Назара и подранка. Красавчик, еще немного осталось, ты только держись, посадят - да и хер с ним зато вместе будем, как в детстве, здоровые будем, счастливые...
Косой ни на секунду не отпускал жгуты на ранах Серого, сидя уже по локти в крови.
Подкатывая пинками к краю машины, шипящего ублюдка, я наклоняюсь, чтобы прошептать:
- Увидимся в аду, кусок дерьма, - В следующий удар, вкладываю остатки сил и Талый скатывается прямиком под колеса очередной полицейской машины, ведущей преследование.
Хех, от такого подарка ублюдки, дважды подпрыгнули и потеряли управление тачки, от чего врезалась в ближайший столб. И поделом.
Закрыв, фургон, посмотрел на девушку.
Испуганный взгляд, пятна крови на коротком платье, разбитые коленки, порванные рукава, и при всем этом такое милое лицо.
- Спасибо, - Кивнув ей, я уселся возле Косого, она же плюхнулась напротив, прикрывшись руками и тихо заплакала.
Первое убийство даётся тяжело, по себе знаю. Тонны моральных угрызений, ежеминутное давление совести и дичайший мандраж.
- Давно пора было это сделать, - Назар, видимо также не питал к Талому особой любви.
- Не я, так кто-то другой его порешил, он падла не успокоился бы.
- И то верно, - Понуро выплюнул Косач, сильнее сдавливая раны стремительно бледнеющего Сереги.
Смотря на Серого хотелось плакать, в душе понимаю - не успеем, но не попытаться просто не могу, если есть хоть малейший шанс - я это сделаю. И плевать мне на свою свободу, плевать на все, главное, чтоб жил. Я и Косач дотащим прям до палаты, если надо и зажимы подержим, Данил, возможно и сделает ноги, по приезду, но я его не виню, все-таки не так давно знакомы, да и так уже много для нас сделал, без всякой на то причины.
- Илья, - Дрожащий голос на секунду замер, - кровь остановилась.
- Убери руки, передавливаешь, - С дикой болью, я дополз до товарища и аккуратно приоткрыл его глаз, помахивая открытой ладонью.
Реакции не было. Когда я отвел руку он, все так же неподвижно остался открытым.
- Сережа, родной, - Косач тряс его за плечи, срываясь на высокие ноты.
Я устало сполз о стенку фургона и заплакал. Громко и от души заплакал.
Хотелось неистово выть, кричать и крушить все что под руки попадется.
Все детство мы провели вместе Я, Косач и Серый. Бок о бок и рука об руку, всегда вместе. Каждый миг рядом с ним проносился перед глазами, пополняя и без того полноводные соленые речушки. Но нет в этом мире тех, кто живет вечно, а сожаление как известно убивает не хуже, чем бронебойные. Мы будем помнить и будем жить с этой утратой всю жизнь. Он жил как настоящий мужчина и умер так же.
Немного придя в себя, крикнул Данилу, чтоб гнал в нашу берлогу под посадкой.