Встреча прошла бурно, хотя Павел был сдержан. Он понимал, что должен упорно защищаться от обвинений «самозванцев» — людей, которым, по его мнении, нечего было делать на этом собрании апостолов высшего уровня; он имел в виду обращенных из фарисеев, которых, вероятно, было довольно много в окружении Иакова и которые, без сомнения, сохранили, как и Павел, дух миссионерства, характерный для некой мятежной группы, вышедшей из их нервоначальной секты[667]. Но в противоположность Павлу они проявили себя крайне консервативно, требуя от всякою нового христианина полного подчинения Закону Моисееву, включая и обрезание: язычники должны стать иудеями, чтобы быть спасенными Мессией. Павел к тому времени уже прошел печальное испытание, оказавшись на ложном пути с людьми, которые шли тем же духовным путем, что и он. Очевидно, проблема была скорее политического, чем богословского характера: камнем преткновения оказалась степень причастности к греко-римскому обществу.
Итак, «знаменитые» поняли Павла и приняли его евангелие в целостности, «не возложив на него ничего более»[668]. Это означало, что даже если послание Павла выражено иными словами, то в основе своей оно содержит то же самое, что и послания Двенадцати. Во всяком случае, Павел выразил отношение как к личности, так и учению, основа его послания — это смерть и Воскресение Иисуса.
Разрыва удалось избежать, хотя и не без того, чтобы определить и уточнить правоверность послания, ориентируясь на основы веры. Для этого первого поколения христиан единственным фундаментальным критерием являлась вера в распятого и воскресшего Иисуса, и этой веры было достаточно. Споры были возможны только в отношении организации жизни Церкви или концепции апостольства, которые могли подвергаться критике ради будущего единства и сплоченности Церкви[669]. Но нет никакой уверенности, что участвующие в спорах ясно понимали, в чем заключаются расхождения тех или других богословов, возможно, весьма значительные — а также видели опасность этих расхождений, которые могли довольно быстро распространиться.
Было признано также апостольское призвание Павла и особое получение этого призвания, как «милость, которая была ему оказана» прямым призывом Воскресшего [670].
Приступили, наконец, к обсуждению вопроса о разделении апостольских территорий проповедования для апостолов-миссионеров, утвердив за Павлом и Варнавой звание обращающих язычников, для Петра же предусмотрев обращение иудеев[671]. По меньшей мере, это то, что понял Павел, или то, что он впоследствии описал, так как не нужно забывать, что Послание к Галатам — единственное повествование, которое имеется об этой встрече в Иерусалиме, — было написано тогда, когда Петр и Павел, как увидим далее, конкурировали между собой, действуя в греческом мире. Не стоит удивляться этой точке зрения, потому что все предания сходятся в том, что Петр был одним из первых апостолов-миссионеров в самаритянских и языческих странах, а также в том, что почти сразу после этой встречи он последовал за Павлом в Сирию, Грецию и Малую Азию: не переписывал ли Павел историю?
Точка зрения Павла в вопросе церковной власти, которая появилась у него после этой встречи в Иерусалиме, стоит того, чтобы рассмотреть ее более детально. Между ним — с одной стороны, Варнавой — с другой «столпами Церкви» — с третьей установилась, по его словам, «koinonia», то есть принцип участия в управлении в самом классическом греческом понимании [672], основанный на идее паритета, независимо от какой бы то ни было иерархии, установленной на основе права рождения или расовой принадлежности (что скорее присуще системе восточного устройства обществ), на идее коллегиальности и праве поочередно занимать главенствующее место, а также на требовании неизменной взаимности. Символический жест такого управления — протянутая рука, наглядно изображающая реальное распределение податей, которые Варнава и Павел должны были собирать в своей миссионерской зоне в пользу бедняков Иерусалима.
Павел достиг главного. В своем повествовании он быстро переходит — единственно, приведя частный случай Тита, — к дебатам по другому вопросу, связанному с проблемой обрезания обращенных. Этот вопрос, поставленный обращенными фарисеями в тесном кругу, был выдвинут апостолами и Старейшинами Иерусалима на собрании всего общества. В этих публичных дебатах Павел согласно «Деяниям» играл второстепенную роль делая отчет о своей миссии, он лишь подтвердил — и не более того — те успехи, которые имел у язычников. Главную роль «Деяния» отвели Петру, который сумел отстоять либеральную позицию в отношении свободы язычников, предоставив затем слово Павлу и Варнаве, как осуществляющим евангелизацию язычников[673]. Очевидно, что версия автора «Деяний», использующего антиохийскую летопись, коренным образом отличается от того воспоминания, которое сохранилось у Павла о полномочиях и призвании Петра.