Через проход от них в этом восьмиместном самолете сидел доктор Менгеле. Он сложил газету «Берлинер Цайтунг» и посмотрел на Скэрроу.
— Может быть, я смогу помочь?
МИШЕНЬ
2012, Флорида-Киз
Мэтт постучал в дверь гостевой комнаты.
— У тебя есть все, что нужно?
— Да, спасибо, — ответила Сенека из глубины, застегивая последнюю пуговицу полосатой пижамной куртки Мэтта. — Отличная ночная рубашка. И, кажется, совершенно новая.
— Мне ее подарили. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — Слушая, как затихают его шаги в коридоре, она подумала: «Интересно, кто подарил ему эту пижаму? Он ни словом не намекнул, кто бы это мог быть».
Мэтт любезно пригласил их с Элом провести остаток ночи у него — до утра оставалось всего ничего. Она страшно устала и очень хотела поспать хоть пару часов, перед тем как вести машину домой, в Майами. А дома она залезет в Интернет, и если постараться, то через день-другой, глядишь, у нее появится зацепка, тоненькая ниточка, потянув за которую, она узнает, кто в ответе за смерть Даниеля, а заодно и подкинет тему своему редактору. Вот только хорошо бы отец оставил ее в покое.
Накануне Эл хотел поехать в гостиницу, но Мэтт его отговорил.
Сенека не представляла, как вернется в «Ки Лантерн». Она не то чтобы боялась, но просто была на грани срыва из-за всего пережитого. Лучше остаться в безопасности, зная, что рядом люди, чем среди ночи ехать в мотель, где она будет одна в своем номере. И к тому же вопрос Эла, кто может желать ей смерти, удивил ее и напугал. Когда же она стала выспрашивать, почему он задал этот вопрос, он отвечал туманно, точнее, уходил от ответа. Так что когда Мэтт предложил ей остаться в одной из гостевых комнат, она, произнеся все необходимые формулы отказа, в итоге с радостью приняла его предложение.
Откинув покрывало, Сенека скользнула в двуспальную кровать. Простыни оказались на удивление мягкими и прохладными. Она приняла душ, смыв соль с тела, и простирнула трусики и лифчик, повесив их на перила веранды, под ночной ветерок. Ее белье было достаточно эфемерным, так что она не сомневалась, что высохнуть оно успеет.
Она опустила голову на подушку и вдохнула запах чистоты и солнца — словно бы простыни и наволочки сушились на веревке на свежем воздухе. Хотя наволочка, пожалуй, слишком мягкая — ведь когда сушишь белье на солнце, оно, конечно, пахнет свежестью, но иногда ткань делается жесткой. Она медленно закрыла глаза, позволив этому запаху унести ее далеко-далеко, в детские воспоминания о том, как она убегала и пряталась между висящими на заднем дворе простынями, как помогала маме снимать их с веревки и складывать. В ее прошлом полно таких вот драгоценных моментов.
Но тут прожектор ее сознания высветил совсем другие воспоминания — о самом недавнем прошлом. Не скрытые самородки эпизодов детства, а отравленные стрелы, вонзающиеся в нее всякий раз, как она вспоминала. О том, как Даниель умирает у нее на руках, как отчаянно пытается вдохнуть, борясь с болью, как содрогается, когда ледяные пальцы смерти медленно и мучительно тянутся к нему.
Эти образы преследовали ее, пока наконец она не заснула сном без сновидений.
Сенеку разбудило солнце, проникшее сквозь планки колониальных ставень. Оно было ярким, совсем не таким, как на рассвете.
— Вот черт! — Она сбросила простыню и села в постели. Проспала!
Когда она выбралась из кровати и ступила на пол, деревянные половицы заскрипели. Она взглянула на часы: шесть минут девятого. Давно пора уже быть на пути в Майами.
Сенека сняла с перил свое белье, надела, поверх натянула все тот же оранжевый спортивный костюм. Как была босая, пошла в кухню, откуда раздавались голоса Мэтта и Эла, приглаживая волосы пятерней, чтобы выглядеть хоть сколько-нибудь прилично. Она не могла дождаться, когда доберется наконец до мотеля, почистит зубы и наденет свою собственную одежду.
Эл заметил Сенеку, как только она появилась в кухне.
— Доброе утро, солнышко.
— Доброе утро.
Эл и Мэтт сидели за столом, попивая душистый крепкий кофе, а между ними лежала разделенная на отдельные листы «Майами Геральд».
— Налить тебе? — оторвался от газеты Мэтт.
— А нет ли у тебя случайно диетической колы? По утрам она меня лучше всего заставляет проснуться.