— Ты судьба моя, — жарко шепнула в ответ. — Если попадем в Киев, скажу батюшке: «Вот мой спаситель, только за него пойду».
Утром она тайно смотрела из окна надвратной церкви, как несколько всадников выезжало из ворот аббатства; среди них был ее Косгейм. Они договорились, что, как стемнеет, рыцарь станет ждать ее у западных ворот; пусть только подойдет овечка к дверям, а уж двери сами перед ней распахнутся. Труда, которой она открылась, встревожилась и уговаривала госпожу не доверяться, очертя голову, незнакомому мужчине; однако дала согласие бежать, заявив, что никогда не оставит милую Пракседис. В разгар их тайной, поспешной беседы за Евпракси-ей прислала аббатиса. Крестная встретила Евпраксию на редкость приветливо и, усадив ее подле себя, вкрадчиво спросила, о чем Пракседис разговаривала вчера с королем, когда провожала его в часовню.
— Ты послала меня с рыцарем Косгеймом, матушка, — вежливо поправила Евпраксия.
— Какой Косгейм? — взвизгнула аббатиса. — Это Генрих, братец мой августейший. — И, вглядевшись в растерянное лицо собеседницы, удивилась. — Неужели ты, дурочка, не узнала короля?
Стены качнулись, пол поплыл из-под ног. Прерывающимся голоском Евпраксия ответила, что, конечно, узнала, но сразу не поняла слов настоятельницы, назвавшей императора королем. В глазах Адельгейды мелькнул испуг: всей Германии было строго-настрого предписано титуловать Генриха римским императором, и больше никак. Чего доброго, девчонка, вошедшая в милость к треклятому братцу, донесет на нее.
— Не хлопочи, — только и сказала Евпраксия Труде, вернувшись в келью. — Побег отменяется. Мы остаемся в монастыре. — И без сил рухнула на постель.
Аббатиса рассказала, что брат ее женат, у него два взрослых сына, две дочери замужем. Многое говорила аббатиса. О том, что распутничает и бражничает Генрих с собутыльниками с юных лет, и нет у него за душой ничего святого. О том, что пять любовниц сразу привез он в Кведлинбург, и только твердость аббатисы не позволила ему поселить своих милашек в монастыре. А, да что вспоминать!
Когда император вскоре снова объявился в аббатстве, Евпраксия ни за что не хотела идти по зову к крестной. Да что поделаешь? Перед дверью собрала все силы. Он сидел как ни в чем не бывало — правда, на этот раз в богатом платье, весело глядел на вошедшую. Волосы темные, прямые, с проседью. Глаза черные, пронзительные. Большой тонкогубый рот, как у сестры. Адельгейда была сильно не в духе и, не ответив на приветствие воспитанницы, отвернулась. Помолчали. Наскучив, Генрих нетерпеливо напомнил сестре:
— Ты хотела помолиться.
— Я не могу оставить тебя наедине с молодой послушницей, — резко возразила она.
— Иди к себе, Адельгейда, — сказал император таким тоном, что аббатиса предпочла больше не спорить.
Едва за разгневанной настоятельницей закрылась дверь, Евпраксия пролепетала, что тоже уходит.
— Ты останешься, — сказал он.
Она вспыхнула, сердито потупилась, мешая горькие упреки со слезами: император Генрих нравится ей меньше рыцаря Косгейма; зачем с первой встречи обман? Да она скорее умрет, чем позволит насмеяться над собой, дочерью киевского князя и маркграфиней Штаден!
— Провалиться мне на этом месте, если ты не будешь моей, — твердо сказал он.
— Государь, ты не захочешь причинить мне зла, — испугалась несчастная, вспомнив рассказы аббатисы. — Я молода и одинока в чужой стране и нуждаюсь в защите.
Засмеявшись, он раскрыл объятия и шагнул к ней. Но в дверях сразу же выросла гневная настоятельница.
— Клянусь святым распятием, этого здесь не будет, — завопила она.
— Отправляйся к черту, — еще сильнее завопил ее брат.
Они сошлись в яростной брани. Воспользовавшись минутой, юная затворница бежала. Вскоре к ней в келью влетела настоятельница и, трясясь от бешенства, заявила, чтобы она сейчас же убиралась из монастыря — в Нордмарку, в Русь, к чертовой бабушке, куда хочет. Упала в ноги крестной перепуганная Евпраксия, со слезами умоляла не выгонять.
— Я исполняю волю императора, — отрезала Адельгейда. — Он велит отпустить тебя из Кведлинбурга. По дороге тебя поймают и доставят ему. А когда наскучишь моему брату, пустит он тебя по рукам собутыльников: это ему не впервой. Спета твоя песенка.
Тут Евпраксия залилась слезами и напомнила аббатисе об ее пастырском долге, об обязанности защищать свою крестницу.
— Защищать тебя я смогу лишь в том случае, если ты пострижешься, — холодно отрезала аббатиса. — Семейство Штаден дает хороший вклад в монастырь за русскую нищенку. Хочешь остаться, с завтрашнего дня начнем готовить тебя к монашеству.