Императрица Берта всю жизнь провела нелюбимой женой. Их с Генрихом во младенчестве обручили отцы, причем император Генрих III — отец нынешнего, был очень доволен этой помолвкой, видя в союзе принца и Берты Савойской залог будущего мира и процветания страны. Едва узрев невесту, Генрих наполнился к ней отвращением, которое не прошло потом в течение всей жизни. Сразу после венчания он покинул юную супругу, а через три года, на Майнцском соборе, потребовал развода, ссылаясь на то, что исполнил волю отца, а теперь хочет свободы. Епископы не соглашались, справедливо опасаясь ненужных смут в стране. Король настаивал. В решительную минуту из Рима прибыл посланник курии с категорическим вето папы, и Генрих вынужден был покориться. Он умел покоряться, когда ничего другого уже не оставалось; он, герой Каноссы, коленопреклоненный король в покаянной рубахе грешника. Ведь покорность иногда стоит выигранной битвы. Итак, он покорился и даже, увидев королеву, которая к тому времени превратилась в весьма привлекательную девицу, счел за благо сойтись с ней. В разное время у них родилось пятеро детей. Будучи добропорядочной женщиной, Берта изо всех сил старалась привязать к себе августейшего супруга, делила с ним дальние походы и военные неудобства, — но все было напрасно. Генрих выказывал ей подчеркнутое пренебрежение, открыто держал возле себя наложниц и, желая унизить королеву, предавался у нее на глазах самым разнузданным кутежам. Время от времени он начинал снова добиваться развода, причем старался опорочить жену. Однажды он сговорился с одним рыцарем, к которому Берта неосторожно благоволила, что тот ославит королеву. Рыцарь добился свидания. Переодетый Генрих вместо него подошел к условленной двери; внезапно в темноте на него обрушились удары палок. Короля избили и выбросили наружу; с месяц он потом лежал больной. Так катилась семейная телега Генриха, дребезжа на всех жизненных ухабах и колдобинах.
Подросли сыновья, Конрад и Генрих; принцы примирили неспокойного отца с постылой женой. Король был привязчив; видя красивых, юных сыновей возле себя, их постоянное желание угодить, он подобрел к Берте, никогда не настраивавшей детей против родителя. Дочери короля давно были замужем, одна за герцогом Австрийским, другая — за Фридрихом Гогенштауфеном, оказавшимся на редкость толковым помощником в государственных делах. К сорокалетнему рубежу семейные обстоятельства Генриха начинали складываться благоприятно. Всю жизнь прожив бездомным забулдыгой, он внезапно обрел любящих детей, преданную супругу и уютный дом. Но не было написано на роду этому королю остепениться ни в сорок, ни в пятьдесят лет.
Обретя в императоре покровителя, Евпраксия могла теперь делать что хотела и часто дотемна вышивала шерстью по полотну ковер, или гуляла в ягоднике, или рассматривала в монастырском архиве старинные грамоты и толстые печати, или читала запретные и сладостные латинские вирши. Император, ее надежда, уезжал время от времени, приводил к покорности какого-нибудь вассала, созывал дворянские съезды, жаловал баронов и графов землями, менял епископов. — и снова упрямо возвращался к ней: ходило-клокотало в его жилах роковое вино — приворотное зелье Адельгейды. Твердил своей Пракссдис:
— Я хочу всегда приезжать в Кведлинбург после трудов и всегда находить тебя здесь.
Но постыли ей монастырские стены. Жизни она хотела, веселой жизни, родных лиц вокруг. Ах, почему он не мог ни на что решиться? А он уже решил многое. Освободиться от своего прошлого, полного крови, вероломства, жестокости, разврата, сквернословия и унижений. Стукнуть кулаком, разбить вдребезги, — и начать жить заново.
Настала осень. Император где-то замешкался, давно не появлялся в Кведлинбурге, и Евпраксия затосковала. За едой, которую им приносили с монастырской кухни, Труда обратила внимание госпожи на отсутствие сладких булочек. Должно быть, не пекли, решила та. В следующий раз Труда заметила, что и рыба вроде несвежая. Поняв, что служанка связывает эти неприятные случайности с долгим отсутствием императора, она не на шутку перепугалась: где Генрих? Что, если вообще не приедет? Исчезнет его прихоть, как снег весной, останется она вековать на чужбине. Как приедет — броситься в ноги, умолять немедля отправить к батюшке с матушкой. О любви своей шепнуть, которой хоть и была самая малость, но все-таки что-то ныло в сердце.
Генрих явился в самом начале зимы — и юная затворница тут же обрушила на него хорошо продуманные речи, настойчиво просясь домой. Радужное настроение императора мгновенно испарилось; отыскав аббатису, он принялся изрыгать хулу, обвиняя сестру, что это она настроила принцессу на отъезд. Кое-как успокоив Генриха, Адельгейда сочла нужным послать к барону Эйхштедту, прося его немедленно приехать. Славный рыцарь Удальрих, прибыв в Кведлинбург, сказал императору: