— Мы позвали тебя, маркграфиня Штаден, сообщить, что отправили к русскому королю — твоему отцу посольство просить тебя в жены. Вспыхнув от радости, Евпраксия перевела взгляд с императора на его сестру: Адельгейда, отвернувшись, барабанила пальцами по столу.
Генрих в тот раз пробыл в Кведлинбурге недолго. При всех его встречах с Пракседис присутствовала аббатиса — и, тем не менее, оба были безоблачно счастливы.
— Тут воздух другой, медом пахнет, — говорил император.
— Где ты, государь, там мне не надо меда, — отвечала Евпраксия. Кривя губы, Адельгейда ломала пальцы.
Едва Генрих уехал, маркграф Экберт Мейсен с войском, внезапно появившись в окрестностях Кведлинбурга, сжег несколько принадлежавших аббатству деревень. Монахини затворили ворота обители и принялись молиться о спасении; не ограничившись этим, Адельгейда послала вдогонку брату человека с известием об угрожавшей им опасности.
Евпраксия проснулась среди ночи от шума: из-за двери неслись испуганные возгласы и рыдания. Служанка сидела на своей подстилке и испуганно хлопала заспанными глазами. Босиком, в исподних рубахах,они выскочили в коридор.
— Экберт у ворот, — крикнула, пробегая мимо них, толстая ключница.
Если Экберт поведет отряд на штурм, бабьим визгом его не испугаешь. Адельгейда не сомневалась, что, едва узнав об осаде монастыря мятежным маркграфом, Генрих тут же придет на помощь, — однако дело осложнится, если гонец почему-либо не поспеет. Главной приманкой для Экберта была она сама — сестра императора; кто знает, что ожидало ее в лапах такого грубого скота, как маркграф Мейсен. Слухи о сватовстве императора к русской княжне до него, разумеется, еще не дошли. И Адельгейда решила вступить в переговоры. Была выбрана монахиня побойчее; в числе прочего ей было поручено тайно сообщить Экберту о присутствии в аббатстве маркграфини Пракседис Штаден, возлюбленной императора; если Экберт, поклявшись на Библии тут же снять осаду, потребует ее выдачи, его желание будет исполнено. Размахивавшую белым флагом сестру-посланницу выпустили из монастыря; она пропадала до вечера — а вечером ее вернули в таком виде, что аббатиса заскрипела зубами,
— Какая такая возлюбленная? — ответил Экберт. — У Генриха в каждой деревне возлюбленная. Нам нужна старая ведьма аббатиса Адельгейда. Я рассчитаюсь за мой сожженный замок Глейхен с сестрой
императора.
Пять дней аббатство держалось. На шестой день от императора прибыл с отрядом архиепископ Гартвиг Магдебургский, радостно встреченный монахинями. Не вступая с ним в бой, Мейсен тут же снял осаду и устремился навстречу спешившему в Кведлинбург с главными силами императору, встретился с ним и разбил его войско. Генрих вынужден был отступить. Архиепископ Гартвиг, не торопясь на выручку государю, пребывал в Кведлинбурге, охраняя знатных дам. Вместе с Гартвигом прибыл Удальрих Эйхштедт: аббатиса тайно поместиларыцаря у себя.
Однажды, возвращаясь из церкви в сопровождении служанки, юная вдова встретила в коридоре мужчину с лицом красивым, надменным и злым. Было темно, а незнакомец прошел и скрылся в покоях аббатисы так быстро, что обе девушки, остолбенев, сотворили крестное знамение: уж очень был похож встреченный ими человек на Вельзевула, князя тьмы.
— Ты видела? — тихо спросила Евпраксия, уверенная, что им предстал дьявол.
— Тс! — приложила палец к губам Труда и увлекла за собой госпожу.
От императора архиепископу Гартвигу был прислан гонец с просьбой возвратиться, не заботясь более о судьбе Кведлинбурга, и доставить в императорскую ставку вдовствующую маркграфиню Штаден.
Архиепископ был велик ростом, широк в груди и басовит; более церковного облачения пошел бы ему рыцарский панцирь, который, впрочем, он и носил под сутаной. Недавно перейдя на сторону императора, он сразу же сумел снискать доверие и расположение Генриха. Было что-то в Гартвиге основательное и располагавшее к доверию — то ли крестьянская простота его лица, то ли честность и добродушие. Надев шлем и подоткнув сутану, он взгромоздился на могучего коня и, нимало не смущаясь собственным видом, велел трогаться. Евпраксии тоже подвели коня. Она пришла в замешательство: ездить верхом ей, монастырской затворнице, никогда не доводилось.