но единые христиане.
— Какой такой Климент? — удивился митрополит. — Антипапа, что ли? Знать не знаю, ведать не ведаю. И не моего ума это дело, надо мной цареградский патриарх есть.
Призадумался над словами Бурхарта великий князь. Вызвал из Чернигова на совет сына Владимира. Собрал дружину младшую, с которой обычно все решал. Не только союз предлагал немецкий император — помощи просил у Русской земли для борьбы с папой.
— Что тебе Немецкая и Фряжская земли и другие еретические страны? — сказали князю отроки. — У нас в своих землях порядка нету. До Регенсбурга пока доскачешь, и товар попортится. Конечно, мед наш, и воск, и меха, и рабов они покупают с охотой, — да нам-то что у них купить? Разве что оружие. Так в Киеве полно латынских оружейников.
— Гляди, нагрянут поганые, — добавил Мономах.
На том и порешили. Так и сказали Бурхарту: нет у русского государя лишнего войска, нет у киевского митрополита права вести переговоры с папами. По вопросу союза церквей в Цареград обращайтесь.
— А Евпраксеюшка пусть выходят за императора, — добавил великий князь. — Такие женихи на дороге не валяются. Мы с княгиней пошлем ей наше родительское благословение и образок Пречистой Богоматери.
Разинул рот Бурхарт — это вместо приданого-то образок! Стоило такую даль скакать, — но вовремя свой рот захлопнул, потому что был дипломатом.
Вернувшегося Бурхарта внимательно выслушал император: не будет из Руси ни войска, ни приданого.
— Все равно женюсь, — упрямо тряхнул головой.
Потакая его желанию, придворные советники уже объяснили ему, как необходим стране этот брак. Неважно, что русский король отказывается подсобить, — женитьба на Пракседис и с Саксонией-то его породнит, потому что Штадены — саксонцы, и со многими славянскими его подданными, и с другими европейскими королями — родственниками русской принцессы. Бурхарт завел было речь — не нарядить ли посольство в Царефад к патриарху.
— Какой такой патриарх? — вышел из себя Генрих. — Византийцы давно с проклятым папой Урбаном ведут переговоры. Станут они с нашим Климентом якшаться! Вот женюсь, замирюсь с саксонцами — и полетит у меня Урбан к чертовой матери.
Долго плакала, долго молилась в королевском замке Евпраксия Всеволодовна. Образок и родительское благословение ей доставили — но не радовала ее близкая помолвка, которую император хотел устроить еще до Рождества. Плакала-плакала да и перестала. Сделался, как сон, Удальрих. Однажды подумалось: с чего это я реву? Отопрусь, коли что, и вся недолга. Так и так, замужем хоть неделю, а была. Неужто из-за насильника сана высокого лишаться? Сделаюсь императрицей — ученых людей отовсюду соберу, чтобы книги писали и Генриха славили; при дворе византийские церемонии заведу; калик и вдов стану подкармливать — глядишь, добрая слава обо мне до самого князя-батюшки докатится. Выше всех киевских княжон вознесусь. Анну Ярославну славой превзойду. И Генриху со мной будет хорошо. Не утерпела, пала жениху в ноги.
— Грешна я перед тобой, милый Генрих. Не сохранила себя для тебя, обладал моим телом мужчина.
Думая, что Пракседис завела речь о первом своем замужестве, Генрих велел ей замолчать:
— Прощаю я тебе, милая. Не говори ничего: я во сто раз хуже тебя. Это я грешник: в скверне, как в коросте. Это ты меня должна простить за все прожитое, горлинка моя белая.
«Будь что будет, — холодея, решила Евпраксия. —Не самой же свое счастье руками отталкивать!»
Помолвка императора состоялась в конце 1088 года. До свадьбы должно было пройти по меньшей мере полгода — не простолюдин какой-нибудь женится, император. Одного приданого невестина сколько надо было изготовить. Да каменный дворец построить в Бамберге. Да оповестить всех немецких графов и герцогов, чтобы в назначенный срок собрались в Кельн на свадьбу и коронацию новой императрицы. Да с маркграфом Экбертом и другими саксонскими феодалами окончательно разделаться.
Весть о помолвке Генриха IV с русской принцессой обеспокоила Европу. Папа Урбан П, проживавший под крылом Матильды Тосканской, немедленно запросил византийского императора: не грозит ли этот брак международными осложнениями и останется ли Константинополь верен своим латинским союзникам? Василеве Алексей Комнин, теснимый магометанами, успокоил его, заверив, что по-прежнему заинтересован в союзе с законным папою, а Русь, у которой своих забот полон рот, никогда не вмешается в дела западных христиан.