Иногда детей выводили к народу. Под перезвон веселых колоколов княгиня Анна вела за руки дочерей, а великий князь с сыновьями шел впереди. Глянь, какие, — переговаривались киевляне, давая дорогу княжескому семейству. Евпраксии объяснили, что она — дочь великого князя Киевского, больше которого никого нет во всей Русской земле, что она — княжна от корня Рюрикова и со временем станет королевой в каком-нибудь заморском царстве. Слабо улыбаясь крошечным детским ртом, она важно кивала простонародью, а сама испуганно думала: никуда не поеду, за морями-окиянами одни Кощеи да Змеи Горьшычи, останусь в Киеве с братцем Владимиром. От души любила старшего брата, черниговского князя, сына византийской царевны Марии Мономах. Всем хорош был Владимир Всеволодич: прекрасным лицом, рыжими кудрями, сильным телом, но более того — добрым и ласковым нравом. Сколько себя помнила, беззаветно любила. Ревновала к Катьке и Славке до слез. Приголубит братец которого-нибудь, — Апракса надуется, отойдет прочь. Тот спохватится: где же дитятко мое? Нежно поднимет ее жесткими руками, привычными турам шеи сворачивать да половцам головы сносить, попросит:
— Взгляните на меня ласково, Апраксеюшкины глазки; улыбнитесь мне весело, Апраксеюшкины губки.
Как тут будешь сердиться?
Когда князь-батюшка своенравно повелел и девчонок грамоте учить, да не только славянской, но и греческой, утирала слезы княгиня Анна, охали взволнованные мамки, ревмя ревела Катька, выговаривая ненавистные слова; аз, буки, веди... А пришел Владимир Всеволодич, сел на лавку возле сестер, обнял их за отроческие плечи и сказал:
— Учитесь, чадушки, в молодых летах, Ярослава Мудрого вы внучки. Станете книги читать, узнаете, как небо у Бога устроено, и земля на воды положена, и из праха создан человек. Киевскими княжнами вы рождены, на роду вам написано стать государынями — добрыми помощницами державному супругу. Учитесь, милые.
Апракса улыбнулась и послушно стала по буквицам пальчиком водить. Катька же знай ревет.
А земля-то, оказывается, словно блин, и плавает посреди Окияна; снизу ее поддерживает Рыба-Кит; над нею хрустальный свод небес из девяти сфер. И создал это великолепие Бог едино для человека. Человек — царь природы, и душа его — дыхание Бога. И создана женщина от ребра человека, от плоти его, и вложено в нее то же божественное дыхание. Слаще меда книжные слова. Угодить Владимиру Всеволоди-чу — нет большей радости, заслужить его похвалу — нет выше награды.
У братца Владимира появилась в ту пору молодая жена — княгиня Гита. Поначалу Апракса и на нее дулась — но Гита была под стать мужу, веселая и приветливая. Рассказывала такие сказки, которых никто больше не знал: про подземных человечков, про болотных ведьм, про коня с медной гривой. Говорила она еле-еле, руками и улыбкой себе помогала — издалека приехала Гита, из-за моря, с острова Англия. Прогнали ее оттуда с батюшкой-королем злые вороги, долго она горе по свету мыкала, — а тут вдруг муж подвернулся, богатство и почет.
Из прочей родни запомнились игуменья Янка и княгиня Ода. Старшая сестра Владимира Всеволодича постриглась, когда жениха ее, молодого и прекрасного византийского царевича, враги насильно сделали монахом. Надменная игуменья на отцовых последышей и глядеть не хотела: половецкая де кровь, не то что моя, византийская. Ода, вдова дяди Святослава, приводила в терем к княжатам играть своего сыночка Ярослава. Льстивой была тетка Ода и вкрадчивой: в глаза княгине Анне хвалила ее деток, за глаза обзывала поганым отродьем и еще почище. Она собиралась домой, в Немецкую землю. Долго собиралась, уж больно много накопила за годы киевской жизни добра. После се отъезда в подполе раскопали несколько трупов: не в силах увезти всего с собой, она зарыла часть сокровищ где-то в киевской земле, а слуг, исполнявших приказ, велела убить..
Дела нового великого князя шли худо. Не успел сгинуть Изяслав, старший брат, подбивавший германского короля воевать Русскую землю, не успела пыль улечься за поездом, как целая куча племянников Всеволода Ярославича, договорившись с половцами, затеяла войну против власти Киева. Гремели мечи, от крови набухала Русская земля, — сытно жили дикие звери и птицы.
А что в том княжьим детям? Высоки дворцовые теремы, злы псы, дюжи слуги, полны амбары и сусеки, крепки ворота. Ростислава давно увели от сестер, отдали в мужские руки; Апракса и Катерина, обучившись грамоте славянской, принялись за греческую. Рассказывали им о житиях святых угодников, о том, как они Бога радовали беспорочной жизнью, как позволяли колесовать и четвертовать себя во славу Бо-жию. Заставляли читать книги с картинками, учить наизусть псалмы. Катерина ленилась, капризничала; Апракса все схватывала быстро, так, что старица ученая только ахала, когда девочка тоненьким голоском повторяла наизусть целые страницы из Псалтыри. Не для королевича заморского старалась. Вовсе не хотелось ей уезжать в чужую страну, как пророчили княжнам с колыбели, как не раз толковали родители. Может, забудут о ней заморские принцы и короли? Выйдет она за русского князя, а за королевича пусть Катьку выдают.