В следующем году произошла свадьба Конрада и нормандской принцессы сицилианки Констанции. На свадьбу съехалась вся итальянская знать; венчал сам папа Среди рыцарей, приехавших на свадьбу, выделялся красотой и знатностью граф Боэмунд Тарентский; он приходился сыном завоевателю Сицилии Роберту Гвискару, племянником нынешнему герцогу Рожеру и кузеном невесте. По размышлении беглая императрица сочла его во всех отношениях достойным внимания. Боэмунд не слишком интересовался женщинами — однако отметил чужеземную красоту Адельгейды, а ослепительный титул ее, позорная слава и явно оказываемое ему внимание привели к тому, что этот достойный рыцарь потерял осторожность. Пересуды об их связи омрачили первые дни новобрачных и вызвали гнев герцога Рожера, потребовавшего, чтобы его племянник и вассал удалился домой. Но Боэмунд был не из тех, кто, раз вбив себе что-нибудь в голову, легко отступает. Под любым предлогом он приезжал ко двору Конрада, помогая тем самым женщине, единственной целью которой сделалась месть, позорить свое имя. Этот рыцарь отличался некоторой суровостью; его серьезность в любовных делах забавляла Евпраксию, а сумасбродные планы смешили. Однажды он предложил захватить Рим и потребовать у папы развода для императрицы с тем, чтобы Адельгейда могла вступить в неза-
71медлительный брак с ним. Как было объяснить честолюбивому сыну Роберта Гвискара, мечтавшему о королевской короне, что она вовсе не собирается разводиться с мужем, ибо с разводом закончилась бы ее месть!
Генрих сидел где-то невдалеке, под Павией, запертый, будто в крысоловке, в мрачном своем замке — и не было ему хода ни в Италию, ни в Германию. Весь мир отныне ненавидел и презирал низложенного императора, — а он сидел и чего-то выжидал, на что-то надеялся, император без империи, полководец без армии, из проклятых рук которого выскользнули корона, Италия, наследник-сын и молодая жена.
О Генрих! Что наделал ты в мрачном безумии своем?
Вся душа ее — одна кровоточащая рана; и она чувствовала, что этой ране не зажить никогда. Одно страшное лицо перед глазами, одно навсегда. Как избавиться от этого наваждения, куда бежать? За море, как предлагает Боэмунд? В Царьград, в Иерусалим? А дорога в Киев ей, всесветно опозоренной женщине, беглой жене и блуднице, отныне была навек заповедана.
Тогда же произошло новое событие, взволновавшее Рим: император пытался выкрасть свою жену. Неизвестные в масках среди бела дня напали на Евпраксию, когда в сопровождении юного епископа и небольшой свиты она следовала к катакомбам св. Каллиста. Оказавшийся поблизости народ отбил императрицу, причем на месте происшествия осталось несколько трупов.
Евпраксия сильно испугалась и заперлась у себя — вместе с юным епископом, проявившим чудеса храбрости в злополучный день. Конрад навестил мачеху и, попеняв ей на неосторожность, советовал впредь быть осмотрительней. Возможно, будь его воля, он запер бы ее в каком-нибудь глухом монастыре, — но его союзники по-прежнему нуждались в беглой императрице: осенью во Франции предполагался новый церковный собор.
На соборе в.Клермонте папа Климент впервые призвал христиан всего мира к крестовому походу на Восток. Заодно был проклят и снова отлучен от церкви германский император. История императрицы Адельгейды опять занимала умы, опять ее горести и позор стали притчей во языцех. Роль ее этим, впрочем, заканчивалась: отныне она была никому не нужна.
Евпраксия вскоре заметила перемену в отношении к себе двора Конрада. Глухая стена враждебности отгородила ее от мира. Королева Констанция откровенно не любила ее. Молодой сицилианке, мечтавшей стать центром блестящего двора, не под силу было тягаться с ославленной, но пленительной императрицей; она стала исподтишка добиваться удаления Евпраксии. Император Генрих той порой пребывал в не меньшем забвении. Утратив Италию, призываемый в Герма-
72
шло неотложными делами, он продолжал сидеть в замке Эппенштей-нов в полном бездействии, вовсе несвойственном этому человеку, проведшему 45 лет жизни в кипучей деятельности, находившему выходы из самых безнадежных положений, способному из выгоды поцеловать туфлю папы и тут же предать его анафеме.
Генрих стал немецким королем в шесть лет, после смерти короля-отца. Знать саксонская, баварская и аллеманская, западнославянская и восточнофранкская по обычаю на торжественном съезде избрала его на престол: в 1056 году он был коронован в Ахене, и короне было суждено оставаться на его голове полвека, до конца жизни. Мальчик был наделен от природы выдающимися способностями, душой самолюбивой и легко уязвимой, нравом пылким и необузданным. Добрая и религиозная, но бесхарактерная императрица-мать во всем подчинялась знати и епископам — и Генрих с малых лет мог видеть, как расползаются в разные руки области страны: Бургундия и Швабия были отданы императрицей Агнессой фавориту Рудольфу Рейнфельдену, Бавария — От-тону Нордгейму, множество земель — другим баронам.