Однако размышления о Востоке не покидали ее. Насколько серьезным было ее намерение уехать за море, свидетельствует ее встреча и беседа с графом Гуго Вермандуа, прибывшим в Италию по пути в Иерусалим. Гуго был младшим братом французского короля Филиппа I и, следовательно, сыном Анны Ярославны, тетки Евпраксии, Наслышан-ный о своей знаменитой кузине, Гуго не без интереса откликнулся на ее предложение посетить ее в Риме. С первого же взгляда Евпраксия поняла, что надеяться на Гуго не приходится. Родственники не очень откровенничали: она не рассказала кузену о своем незавидном положении при дворе Конрада, а Гуго — о маленьком, нищем графстве, принадлежавшем ему во Франции. На прощание он ей сказал:
— Когда будешь в Киеве, отслужи мессу на могиле моей матери. Слова эти больно поразили несчастную, дорога на родину для которой была навсегда заказана, — но она промолчала.
Заказаны, заповеданы ей туда пути. Мысль, что, если Конрад откажет в средствах, ей придется уйти в какой-нибудь женский монастырь, где и кончить дни в нищете и унижении, наполняла ее ужасом. При дворе пасынка уже не скрывали, что тяготились ею. Королева Констанция сказала ей однажды в присутствии многих дам:
— В старые времена благородная женщина не стала бы жить в миру с таким бесчестьем. Ты христианка, твое прибежище — монастырь.
Едва вырвавшись из тюрьмы, опять затвориться в келье? Что за напасть! Всю жизнь по тюрьмам да монастырям. А за какой грех? Виновата ли она, что молода, и хороша собой, и хочет жить несмотря ни на что! Как выпрыгнуть из злой судьбы? К Матильде за помощью не имело смысла обращаться: ни папа, ни маркграфиня больше не интересовались веронской узницей. К тому же, разведясь недавно с юным Вельфом, Матильда в огорчении сама помышляла о монастыре.
Случай помог и на этот раз. У королевы Констанции в Сицилии оставалась младшая сестра, пятнадцатилетняя Бузилла, В ожидании жениха Бузилла молилась, вышивала и играла в жмурки с подругами. Когда жених объявился — руку Бузиллы герцог Рожер Сицилийский обещал королю Венгрии Кальману I, — оказалось, что принцесса неграмотна и обучена королевскому обращению настолько плохо, что сваты засомневались, можно ли ее показывать искушенному в книжной премудрости королю. Бузилла прибыла к сестре, королеве Итальянской, с тем, чтобы ее немного пообтесали, но Констанция в этом отношении отличалась от нее только хитростью, позволявшей ей ловко скрывать собственное невежество. Среди блестящих дам королевства первое место, бесспорно, принадлежало беглой императрице Аделъгей-де, о которой передавали, что она знает пять языков, в совершенстве умеет читать и писать. При виде Евпраксии Бузилла раскрыла рот — да так и оставалась во все встречи с нею. Наивная девушка испытывала восхищение и тайный ужас; в ее глазах Евпраксия была женщиной пожилой (той минуло 26 лет); над головой ее ослепительно сияла императорская корона; сладкий голос ее и медоточивые речи, смелый взгляд, уверенные манеры вызывали в юной сицилианке зависть и желание им подражать. Вскоре Бузилла совершенно подпала под влияние Евпраксии. С восторгом передавала она сестре, что сказала императрица рыцарю такому-то и графу такому-то, какое платье надела к мессе, какое вино пила за ужином. Бузилла захотела узнать о Руси, далекой родине обожаемой ею дамы. Любопытство принцессы, как могли, удовлетворили ученые королевства, сообщив, что в той стране никогда не бывает лета, а лежит вечный снег; вилланы там ходят в собольих шубах, подпоясываются пенькой, ложками едят мед, а когда едят — по-звериному чавкают; дикари во всем, однако поклоняются Христу и Пресвятой Деве. Евпраксия приветливо относилась к девушке — ради прощальных просьб Боэмунда, привязанного к сестре, а также ради крайней юности ее и неопытности. Участь Бузиллы, сосватанной угорскому королю, о котором передавали, будто он силой забрал трон у брата, ослепив его, трогала императрицу.