Девчонка завизжала, кто-то тяжело затопал по лестнице, и Вийке ветром сдуло.
* * *
Ивенн ведёт меня к водопаду. Мне нравится держать её за руку, тонкую и горячую. Чем ниже мы спускаемся, тем больше неразобранных развалин на пути. Мы не обходим их, а перелазим по балкам и камням. Как будто кто-то соединил вершину Холма с подножием сотнями незаметных мостиков. Их не всегда легко отыскать, по некоторым очень трудно идти и прыгать. Это похоже на игру — обойти комнату, не ступая на пол, говорит Ивенн.
Камни скользкие. Я знаю, что много раз должен был упасть. И Ивенн. Много раз я понимал, что падаю, и обмирал от страха, Ивенн держала меня за руку, и я отчаянно бежал и прыгал. Потом я видел, как, зажмурившись и открыв в немом крике рот, падает Ивенн... падает, а я тяну её, и мы снова прыгаем, скользим, летим... Мне кажется, мы почти летим.
— Мы сумасшедшие! — шепчет Ивенн. — Я больше никогда не решусь так...
Мы стоим у моста, под которым журчит ручей. Он сбегает сюда от самой вершины Холма. Здесь он устроил себе узкий и глубокий овражек, а чуть выше срывается искрящимся, звонким водопадом. Над краями оврага иней повис серебристой бахромой, а замёрзшие края ручья кажутся облепленными мириадами снежных бабочек и цветов — тончайшие узорчатые лепестки-крылышки причудливо слепились друг с другом.
— Какое волшебство! — Ивенн, присев на корточки, попыталась взять одну "бабочку" в ладонь, но чудесные белые крылышки не хотели отрываться от ледяных берегов. — Жалко. А кажется, чуть только дунь — они все сорвутся облаком, улетят. Знаешь... я вспомнила стихи. Из книги в вашей библиотеке. Там их много, но эти сейчас такие подходящие:
А снег — такой, зачем-то сладкий, как халва.
Зачем, не знаю — снег не я придумал.
Снег — как застывший, хрупкий смех
Снежинок, танцевавших и уснувших...
Стихи действуют на меня странно. Я опускаюсь на снег и плачу.
— Ты что... Ты что?!
Я только мотаю головой. Я просто подумал, что если чувствовал бы это всё тогда так, в Колодце Афрага... Наверное, у меня хватило бы сил... унести Илле...
* * *
...Ещё два дня. Не знаю, был ли в этом отчаянном ожидании смысл. Накануне почтовые ленки разнесли приказ Совета — отвести корабли до второго круга. Остров обезлюдел. На вершинах скал маячили Ветряные в оранжевом, и кружились ленки, выискивая на улицах зазевавшихся.
С каждой минутой становилось всё тише и тише. Сперва я решил, что в этом нет ничего удивительного — уходили люди, давно замерло последнее эхо щёлканья подошв по камням.
Потом случилось удивительное. Я оказался на одной из улиц, длинной и прямой, уходящей чуть вверх, прямо к утреннему солнцу. Вдруг мириады искорок замерцали впереди, они, как пылинки, танцевали в воздухе над мостовой — только пылинки не могли бы так чисто и ярко сверкать!
Я замер, раскрыв рот. И тут же понял, что от камней струится невероятный, жуткий холод!
Секунды две я просто стоял, ничего не понимая. Пока не вспомнились слова Адеви на последнем собрании малого Совета. Водяные призовут Седого, древнего кракена из глубин, чтобы в критический момент выгадать время. Чёрные кракены живут в бездонных океанских впадинах, питаясь жаром подводных извержений. Седой — самый старый из них, длины его щупалец хватит, чтобы обхватить половину нашего Острова.
Прощание закончилось.
С Иглы мимо меня пронёсся, махая рукой, оранжевый, как апельсин, Тэнгу. Мне захотелось опуститься на корточки, прижать ладони к камням — но теперь это были чужие камни, не те, тёплые, добрые, почти живые...
...— Нимо? — Человек в капюшоне был один. Он встретил меня у маленькой дверки в скале.
— Не обижайся, но я должен это сказать... Если станет очень страшно — тебе надо будет уходить. Мгновенно. На борьбу со страхом не окажется времени. А Огонь не щадит испугавшихся. Илле и Тэриола нам важно спасти. Но есть одна простая истина, которую ты должен помнить постоянно. Никто не посчитает тебя виноватым или слабым, если ты не сумеешь. Но если ты погибнешь ТАМ, только чтобы доказать что-то самому себе или кому-то ещё... это будет... недостойно. Я знаю, что Ветряные практически лишены пустой бравады. Я всего лишь исполняю...
— Ничего, мастер, я понимаю.