Рано утром, проснувшись, молодые обитатели комнаты заметили рядом с Джамилем незнакомого парня и заинтересовались "новеньким". Таир, смуглый, с красноватым от загара лицом и зачесанными назад черными жесткими волосами, с тонкими, резко очерченными губами и темным пушком под прямым носом, крепко спал, скрестив на груди руки.
Ребята посматривали то на приятеля Джамиля, то на переметную сумку, которая лежала на подоконнике. В этой туго набитой и плотно зашнурованной с обеих сторон сумке могла быть и ореховая халва, и фасали - тонкие слоеные лепешки, и жареное на углях мясо молодого барашка. Молодые нефтяники жили дружно и не раз лакомились гостинцами, которые присылала Джамилю мать из деревни.
Рядом с койкой Джамиля лежал толстый, невысокого роста парень, который больше глядел на сумку, нежели на Таира. Все знали, что этот парень большой охотник поесть. Раньше других отправлялся он в буфет и позже всех выходил оттуда. Иной раз, вернувшись поздно в общежитие, когда буфет уже был закрыт, он принимался шарить по тумбочкам. А если и здесь не находил ничего съестного, с огорченным видом ложился на койку и долго ворочался с боку на бок, вздыхая и охая. Первое время товарищи потешались над его аппетитом.
Смеясь и как бы оправдываясь, он говорил:
- В детстве, когда я отказывался есть, мать так колотила меня за это, братцы, что я, наконец, покорился, привык... Ну, а теперь готов проглотить все, что попадется в руки и что окажется мягче камня. У меня, друзья, такое правило: если в моей тумбочке найдешь съестное, бери и ешь. Зато, если я у вас найду, тоже возьму, не постесняюсь.
Джамиль любил этого парня. Шутя, он дал ему прозвище "Пузан". А звали его Самандар - именем сказочной птицы, живущей в огне.
Однажды Джамиль купил несколько новых книг и принес в общежитие. Самандар с изумлением уставился на него.
- Послушай, душа моя, и не жалко тебе бросать деньги на ветер? спросил он. - Разве мало книг в библиотеке?
Джамиль только рассмеялся в ответ и аккуратно разложил книги на подоконнике. С того дня книги стали занимать все больше и больше места в их маленькой комнате.
Самандар был не охотник до чтения, он не переставал думать о еде даже тогда, когда ему приходилось держать в руках книгу. Поэтому-то, вероятно, и сейчас его внимание было приковано к сумке, лежавшей на подоконнике, и он смотрел на нее с таким вожделением, с каким кот смотрит на еще не пойманную мышь.
Проглотив обильно выступившую слюну, он отвернулся к товарищу и прошептал:
- Я заглянул бы в эту сумку, да боюсь, что она принадлежит не Джамилю. Пожалуй, осрамишься перед этим парнем.
- Неудобно, конечно. Пошли лучше умываться. К тому времени и Джамиль проснется.
Они взяли полотенца и вышли.
Летнее солнце выплывало из-за моря, видневшегося сквозь зеленоватые стекла окна. Солнце напоминало раскаленный железный диск, вынутый из горна. Джамиль, привыкший вставать в одно и то же время, проснулся и открыл глаза, как только тоненький солнечный луч упал ему на лицо. "Гляди-ка, Пузан уже встал", - подумал он, взглянув на пустые койки товарищей. Он хотел было встать и одеться, но вспомнил, что сегодня выходной день, и повернулся к окну. Ему бросилась в глаза стопка газет, накопившихся за время его отпуска. Он протянул руку к подоконнику, взял газеты и стал просматривать их одну за другой.
В газете Джамиля интересовали прежде всего заметки, касающиеся треста морского бурения, где он работал. Но, читая эти заметки, он невольно хмурился. Постоянное отставание треста начинало задевать его честь. Это было уязвимым местом и в его спорах с Самандаром: когда Джамиль упрекал товарища в пренебрежительном отношении к книге, у Самандара было чем крыть.
- Вот эти книги и губят вас! Сколько уже времени плететесь в хвосте! говорил он с издевкой. Презрительно поджав губы, засовывал пухлые руки в карманы брюк и, выпячивая живот, начинал победителем прохаживаться по комнате. При этом Самандар всегда с опаскою ждал от Джамиля какого-нибудь резкого слова или такого довода, на который нечего будет возразить. Когда приближался этот опасный момент, он принимался насвистывать песенку "Перепрыгну через высокую стену..." и с безразличным видом выходил из комнаты, давая этим понять, что говорить больше не о чем.
Впрочем, эти споры не влияли на их дружеские отношения, и как бы они ни ссорились, всегда перед сном или сам Джамиль сглаживал обиду каким-нибудь добрым словом, сказанным с виноватой улыбкой, или же Самандар, хлопнув Джамиля по плечу пухлой рукой, заливался беззлобным смехом и звал друга к примирению. Они, как закадычные друзья, вместе ходили на вечерние занятия по техминимуму, в театр или на концерт кружка самодеятельности в Дом культуры, бродили в недавно открывшемся парке или по берегу моря. Иногда их споры заходили слишком далеко и ссора забывалась не скоро. Упрямился больше Джамиль, который от природы был несколько замкнут и очень самолюбив. Случалось, что друзья дулись друг на друга весь день, а вечером, раздевшись, молча ложились на койки. Заснуть им, однако, не удавалось. Оба беспокойно ворочались, пока, наконец, Самандар не сдавался первым.
- Послушай, злопамятный ты человек! - говорил он, поднимая голову с подушки. - Допустим, я упрям, ну а ты-то что?
И достаточно было Самандару сказать что-нибудь в этом роде с добродушной улыбкой, как мир между друзьями восстанавливался.
По сравнению с Джамилем Самандар был и проще, и добродушнее. Он ничего не таил от своих товарищей. У Джамиля же была тайна, которую он ревниво скрывал от всех. С осени прошлого года любил он Лятифу - телефонистку морской буровой. Самандар каким-то образом проведал об этом и однажды, в кругу друзей, открыто намекнул на тайну Джамиля. Джамиль тогда резко оборвал его, заявив, что Лятифа совсем не интересует его. С тех пор в этой комнатке имени Лятифы никто не произносил.
Джамиль просмотрел несколько последних номеров газеты, но ни одной заметки о своем тресте не нашел. "Должно быть, дела неплохо идут", - подумал он и обрадовался.
Тем временем Самандар с товарищем, умывшись, на цыпочках вошли в комнату. Джамиль, улыбаясь, приветствовал Самандара:
- Здорово, Пузан, рад видеть тебя! Как дела?
Не дождавшись ответа, он обратился к другому парню:
- Как живешь, Биландар? Я, брат, здорово соскучился по вас в деревне. Что у нас тут нового?
- Ты мне скажи сначала, что там, в сумке? - спросил Самандар, вешая полотенце у изголовья койки. - Может ты и из деревни привез книжки вместо гостинцев?
Джамилю не верилось, что Самандар так и не заглянул в сумку. Он испытующе посмотрел на друга:
- Будто, не проверил?
- Нет, клянусь тобой, нет!
- Так тебе и поверили!
- Сумка твоя?
- Нет, Таира.
Самандар устремил свои узенькие глазки на деревенского друга Джамиля.
- Так это и есть Таир? Все-таки привез... А где его саз*? Ты же говорил, что он ашуг**.
______________ * Саз - струнный музыкальный инструмент. ** Ашуг - народный певец-сказитель.
- Не взял с собой. Если Баку придется ему по душе, то и саз будет здесь.
Вначале они разговаривали тихо, почти шепотом. Но через некоторое время, сами того не замечая, начали говорить громко. В комнате стало шумно. Разговор мог бы принять любое направление, но Самандар снова завел речь о гостинцах, которыми, как он полагал, были набиты и переметная сумка, и чемодан. Предвкушая сытный завтрак и поглаживая живот, он улыбнулся и многозначительно подмигнул Джамилю. Соскочив с постели, Джамиль быстро оделся. Затем он вынул из чемодана слоеные лепешки и куски жареной баранины и начал раскладывать их на маленьком столике, покрытом газетой.
Глаза у Самандара заблестели. Схватив лепешку и большой кусок баранины, он начал есть, прохаживаясь из угла в угол, громко стуча по полу коваными каблуками сапог. Покончив с одной порцией, он тотчас же принялся за другую. Лепешка хрустела у него на зубах, он торопливо жевал, причмокивая губами.