Наконец взял слово Кудрат.
- Работа научных учреждений в области нефтяного хозяйства поистине огромна, - сказал он. - Но мы, практики, производственники, тоже не можем стоять в стороне от научной работы. Одно из лучших качеств бакинских инженеров заключается между прочим в том, что они всегда и неизменно думают о судьбах производства. Свободное от своих прямых обязанностей время многие из них отдают научной работе, изобретательству. Их новаторские поиски заслуживают всяческого поощрения. Однако нужно прямо сказать: не всегда они встречают поддержку в наших учреждениях. Как это ни странно, нередко приходится наталкиваться на равнодушие тех или иных чинуш-волокитчиков, и ценные изобретения иногда годами лежат под сукном. Нетрудно представить, как действует на изобретателя тупое безразличие к тому, что он сделал. Это может отбить у него всякую охоту к дальнейшей работе. Наш святой долг - бороться с проявлениями такого рода равнодушия к делу рационализации и изобретательства. Мы, нефтяники, должны протянуть руку помощи нашим научным работникам и создать все условия к тому, чтобы им была представлена широкая возможность испытания своих изобретений на наших промыслах.
Когда Кудрат перешел непосредственно к защите изобретенного Минаевым прибора, дверь кабинета раскрылась и показался Мирзоев - в высоких сапогах и брюках-галифе, в которые он наряжался изредка, если случалось бывать на промыслах. Поздоровавшись, он спросил о цели совещания, а затем, сердито глядя на Кудрата, сказал:
- По-моему, товарищ Кудрат знает лучше меня, зачем его направили именно в отстающий трест. А назначили его за тем, чтобы добывать как можно больше нефти. Но, видимо, он увлекся изобретательской работой и забыл о своих прямых обязанностях.
На всех очень неприятно подействовали эти слова человека, занимавшего высокий пост в объединении "Азнефть". Возмущены были даже те, кто выступал с критикой изобретения инженера Минаева. А Мирзоев, кичась своим высоким служебным положением, нахмурил свои густые, нависшие брови и, не глядя ни на кого, продолжал тем же нарочито суровым и повелительным тоном:
- По-моему, гораздо полезнее сократить количество подобных совещаний и почаще показываться на буровых... Товарищ Исмаил-заде, кажется, вы забыли, что ваш трест в глубоком прорыве? Теперь я начинаю понимать, что именно вот такие "научные" совещания тянут вас назад.
Слово "научные" он произнес с таким пренебрежительным смешком, что Кудрат не выдержал и громко возразил:
- Нет, это не так, товарищ Мирзоев! Причина отставания кроется именно в том, что такие вот полезные совещания созываются слишком редко.
Сочтя это замечание Кудрата за бестактность, Мирзоев принял еще более высокомерный вид и, глядя Кудрату прямо в глаза, проговорил с угрозой:
- Вы все-таки не забывайте, с кем говорите!
- Я не забываю. Я только удивляюсь... Удивляюсь тому, что люди, которых должно в первую очередь заинтересовать это важное изобретение, позволяют себе насмехаться, не разобравшись в нем. По-моему, к подобным изобретениям следовало бы относиться внимательнее и серьезнее.
Поучение Кудрата вывело Мирзоева из себя.
- Кто дал вам право, и на каком основании вы созываете такие совещания?
- На основании указаний товарища Сталина, - ответил Кудрат тоном человека, уверенного в своей правоте. - Лично я не могу себе представить роста и усиления темпов нефтедобычи без постоянных усовершенствований современной техники.
Мирзоев начальственно бросил:
- Объявляю совещание закрытым!
Окинув присутствующих высокомерным взглядом, он вышел так же важно, как и вошел. Кудрат только покачал головой.
- Будьте свидетелями, товарищи, - сказал он. - Вы сами видите, насколько я прав, когда говорю о консервативно настроенных людях.
Если бы Мирзоев не выскочил из кабинета так торопливо и неожиданно, Кудрат посмотрел бы ему прямо в глаза и выразился бы еще резче. "Причиной нашего отставания служат такие, как ты, бездушные чиновники!" - крикнул бы он ему прямо в лицо. Но Кудрат не любил говорить заглаза, и как ни велико было его негодование, воздержался от более резких слов.
Все заметили, как он побледнел и как подергивалась у него верхняя губа. Выходка Мирзоева возмутила всех и особенно потому, что он грубо набросился на Кудрата Исмаил-заде - способного инженера и самоотверженного руководителя, который неизменно пользовался среди инженеров большим уважением. Совещание, однако, было сорвано, и продолжать обсуждение проекта не имело смысла. Кудрат взглянул на Лалэ и сказал:
- Не знаю, как ты, но я готов взять на себя всю ответственность и дать Минаеву возможность испытать свое изобретение на одной из буровых моего треста.
Минаев, волновавшийся больше всех, подумал сначала, что Кудрат сказал это сгоряча, в пику Мирзоеву. Но потом, заметив на его лице твердую решимость, обрадовался. Он понял, что управляющий не отступит от своего намерения. Минаеву даже показалось, что Кудрат связывает с его изобретением судьбу большого дела. А когда он взглянул на других участников совещания, то прочел на их лицах молчаливое одобрение решения Исмаил-заде.
Участники совещания начали расходиться.
- Как ты думаешь, Лалэ? - снова обратился к жене Кудрат. - Я не сомневаюсь, что изобретение Дмитрия Семеновича пробьет себе дорогу и найдет успешное применение.
- Я давно уверена в этом, - убежденно ответила Лалэ, - и хоть сегодня готова приступить к испытаниям прибора.
Минаев, ободренный и обрадованный, крепко пожал руки Кудрату и Лалэ и торопливо вышел. Должно быть, ему хотелось заглянуть домой и поделиться своей радостью с Верой.
Решили поехать домой пообедать и супруги Исмаил-заде. Когда они спускались по лестнице со второго этажа, вдруг столкнулись лицом к лицу с мастером Рамазаном. Старик был хмур. Подумав, что случилось что-то очень серьезное, Кудрат остановился, готовясь выслушать неприятную весть. Но мастер, словно не зная, с чего начать, виновато молчал. Зная, что только в редких случаях Рамазан обращается за помощью и советом, Кудрат нетерпеливо спросил:
- Что случилось, уста? Чем это ты расстроен?
- Да вот отпустил без твоего ведома Таира и теперь раскаиваюсь.
- Куда?
- В деревню. На три дня. Комсомольцы так распекали его... Боюсь, не вернется.
Желая дать понять, что не стоит беспокоиться из-за такого пустяка, Лалэ махнула рукой:
- А я - то думала действительно что-нибудь случилось. Не такая уж большая потеря. Не вернется - не надо.
Рамазан высоко поднял голову и сурово посмотрел на Лалэ,
- Тридцать лет я растил учеников, дочка, - возразил он, - и достаточно мне взглянуть на человека один раз, чтобы знать, что за человек. Таир стоит десятка учеников. Дай мне всего год сроку, и сама увидишь... Он был кандидатом в герои.
- Но в чем его героизм? - вмешался Кудрат. - Пока что ведь ничем он не отличился. Разве только уменьем делать аварии...
Если бы это сказал не Кудрат, к которому Рамазан всегда относился почтительно, вряд ли бы удержался старик от резкого слова.
- Сын моего брата, - сказал он, - прежде чем стать хорошим ветеринаром, кто не сгубит по семи лошадей в каждом табуне?
- Это старо, мастер, - улыбнулась Лалэ. - Производство держится на математической точности...
- Как?
- Говорю, сейчас на буровой нельзя допускать вольностей.
Мастер совсем рассердился.
- Я не хотел бы слышать подобных слов, дочка, тем более от тебя. Надо уметь ценить молодежь. Лишь бы парень был с головой, стремился бы стать мастером. И мы должны знать ему цену, даже если он сделает что-нибудь и не так. Ты знаешь, какой из Таира получился бы мастер?
Рамазан вздохнул. Только теперь поняли Кудрат и Лалэ, какие надежды возлагал старик на своего ученика, и не стали больше перечить ему.
- Ничего, уста, - сказал Кудрат ему в утешение, - поездку Таира в деревню мы оформим. Не тужи, вернется. Думаю, что вернется... А теперь пошли к нам. - Кудрат взял мастера под руку. - Сейчас в Баку в ремесленных школах мы готовим тысячи квалифицированных рабочих. У нас есть сотни ребят, которые ни в чем не уступят Таиру.