Орлов Владимир
Аптекарь (Останкинские истории - 2)
Владимир Викторович Орлов
Останкинские истории - 2
Аптекарь
Роман
Владимир Викторович Орлов - один из самых самобытных писателей нашего времени. Используя приемы фантастики и романтического реализма, он пишет о творчестве, о положении художника в обществе, о любви, о любимой Москве. Романы Владимира Орлова изданы во многих странах мира.
В четвертый том Собрания сочинений вошел роман "Аптекарь". Главная его тема - возможность быть человечным в наше жестокое время. "Аптекарь" вторая часть триптиха "Останкинские истории", в который входят также романы "Альтист Данилов" и "Шеврикука, или Любовь к привидению".
1
Их развели.
- Платить-то будешь? - спросила Мадам.
- У матросов нет вопросов, - ответил Михаил Никифорович.
Это было лет пять назад, до нашего знакомства с Михаилом Никифоровичем. Заявление написал он. Теперь он темнит, уверяя, что текст заявления не помнит. Мол, что-то там такое было, что вот, мол, от меня ждут аристократических детей, а я, мол, рабоче-крестьянского происхождения, и потому, чтобы дальнейших огорчений не было, прошу развести. Мол, там посмеялись, но недолго, и развели.
В пивном автомате на улице Королева Михаила Никифоровича называли и Михаилом Никифоровичем, и Мишей, и Мишкой, и Аптекарем, и Лысым, и Дипломатом, все вспоминать скучно. Знакомых у него множество, у каждого из них свои обстоятельства жизни и свои основания называть его так или иначе. Да и знакомства возникали тут порой мимолетные, приметы же приходили на память самые случайные. Кто-то запомнил Михаила Никифоровича именно лысым (а Михаил Никифорович раз в год брился наголо), кто-то запомнил его рассказ о том, как он, окончив в своей курской деревне десятилетку, приехал поступать в МГИМО, все сдал, возможно, был бы теперь дипломатом, но на последнем экзамене, немецком, срезался...
Впрочем, представить его дипломатом трудно. То есть, конечно, жизнь то и дело, как и каждого из нас, заставляла Михаила Никифоровича проявлять себя и дипломатом, или, скорее, умиротворителем, но эта его бытовая дипломатия вряд ли бы принесла удачу в международных отношениях. И Михаил Никифорович нисколько не жалеет, что не был принят в МГИМО.
Михаилу Никифоровичу Стрельцову под сорок. Рост у него сто семьдесят пять сантиметров, весит он семьдесят девять килограммов. В юности, когда он попал в матросы и узнал прелести флотской кухни, он быстро набрал девяносто два килограмма, клеши на нем были как колокола. Теперь он не толст, живота не имеет, носит подтяжки и производит впечатление крепкого, здорового человека.
Я видел многих родственников Михаила Никифоровича, двоюродных братьев и племянников его. Все они блондины, носы у них острые, тонкие. Михаил же Никифорович черен, таких в роду нет, бриться ему полагалось бы дважды в день, щетина прет, да и тело его, что называется, в шерсти. Нос у Михаила Никифоровича с горбинкой и чуть расплющенный внизу. Выговор у него южнорусский, курский. Но это когда он забывает, что давно москвич. Тогда и меняет "в" на "у". "Пошел у магазин" и так далее. Знает он и украинску мову, жил в Мариуполе, Запорожье, Харькове. Где только не жил...
Все эти сведения о внешности Михаила Никифоровича и некоторых его особенностях я сообщаю на тот случай, если вдруг кто-то из предполагаемых моих читателей забредет в Останкино, увидит Михаила Никифоровича и сообразит: "Вот он, тот самый..." Но вполне вероятно, что он примет за Михаила Никифоровича и кого-нибудь другого. Виноват тут будет автор. Он воспитан на пренебрежительном отношении к описаниям внешности персонажей, полагая вместе с другими, что в двадцатом веке в этом нет нужды. Что словесные портреты должны занимать более милицию, нежели литературу. Есть фотографы. А ты сколько ни пыжься, все равно опишешь человека так, что всякий увидит его по-своему. Да и стушевался бы автор, принявшись за добросовестное описание внешности Михаила Никифоровича, нет у него в этом умения, свойственного, скажем, людям девятнадцатого века. Но дать кое-какие приметы Михаила Никифоровича я все же не удержался...
А читатель, кого судьба или любопытство заведут в Останкино, может и не утруждать себя, вспоминая мои слова и разгадывая, кто же тут Михаил Никифорович. Если есть нужда, надо просто спросить, и многие Михаила Никифоровича покажут. Возможно, Михаил Никифорович будет в компании знакомых. О некоторых из них речь пойдет позже.
В день же, с какого начались события моего повествования*, Михаил Никифорович стоял в пивном автомате рядом с дядей Валей. И со мной тоже.
______________
* Сразу же должен сообщить, что события эти происходили, а может быть, и не происходили в Останкине в 1975 году. (Прим. здесь и дальше авт.)
Дяде Вале было под шестьдесят, он работал шофером, собирался на пенсию. В довоенном фильме шпик в котелке кричал полицейским, хватавшим революционера: "За яблочко его! За яблочко!" По общему мнению, дядя Валя был похож на того кричавшего, и иногда некоторые интересовались: "Ну как, дядя Валя? За яблочко его или как?" Дядя Валя посмеивался и говорил: "Но беда-то ведь небольшая, а?" Месяца два он не появлялся в пивном автомате, потом пришел с палочкой. Михаил Никифорович увидел его сегодня впервые после отсутствия, покачал головой.
- Что это с вами, дядя Валя?
- Осколки удалили, - сказал дядя Валя. - С финской еще...
Вчера дядя Валя рассказывал мне, что ногу он сломал, вышел как-то поутру прогуливать собаку, поскользнулся на ровном месте - и, нате вам, в гипс на два месяца.
- Сколько лет сидели, - продолжил дядя Валя, - и ничего, а тут как заныли, на ногу ступить нельзя. "Надо удалять", - говорят. Девять удалили, двенадцать осталось там.
- Надо же, - покачал головой Михаил Никифорович.
- Но беда-то ведь небольшая, а? - заключил дядя Валя.
Новый поворот истории дяди Валиной ноги меня не удивил. Но и сдержаться я не мог:
- Дядя Валя, а вы мне говорили, что сломали...
Дядя Валя поглядел на меня укоризненно. Сказал:
- Правильно. Они и думали сперва, когда меня из "Звездного" вынесли в машину, что сломал...
- Из ресторана, что ли?
- Из ресторана. Из буфета.
- А как же собака? - опять влез я.
- Собака? - удивился дядя Валя. Потом сообразил: - Собака... Ага, я гулял с собакой возле ветеринарной больницы, там и упал...
- А как же ресторан?
- Но беда-то ведь небольшая? - И дядя Валя продолжил, забыв о моих вопросах: - Осколки хотели сначала магнитом вытянуть, может, из кого и вытянули бы, а из меня нет, или магнит испортился. Они и резали. Но все не вырезали. А то бы сухожилия и связки попортили. Вот двенадцать и осталось. С испанской войны...