Мы все садимся и выжидающе смотрим друг на друга. Повисает неприятная пауза.
— Я принесу пирог, надеюсь, он вышел удачным. — Я вскакиваю, не в состоянии вынести этого молчания. — Кофе или чай? А может быть, кока-колы?
— Кофе, пожалуйста, — неуверенно улыбается Ахмед.
— Мне тоже, — бормочет мама, холодно оглядывая моего смуглого друга и силясь выискать хоть маленький недочет в его внешнем виде. Но шансов на это нет: он действительно красив. Высок, строен, кудрявые волосы отлично подстрижены, лицо гладко выбрито, итальянский костюм будто с иголочки, рубашка замечательно отглажена, а галстук идеально подобран.
— Так что же вы делаете у нас в Польше? Охотитесь за молодыми девушками, совращаете их и бросаете? — начинает приятную беседу мама.
Я дрожащими руками накладываю бисквит с желе, разливаю кофе и спешу на помощь Ахмеду.
— Вы очень хорошо воспитали вашу дочь. — Он избегает прямого ответа. — Можете гордиться, Дорота никому не позволит сбить себя с толку.
— Но чем вы здесь занимаетесь? На что рассчитываете? — не сдается мама.
— В отношении вашей дочери у меня серьезные намерения. Я уважаю ее, как и вас. — Его голос звучит спокойно. Он больше не нервничает.
— И как же долго вы встречаетесь, раз у вас уже появились «серьезные намерения»?!
— Более трех месяцев, не так ли, Доротка? — обращается он ко мне, и я киваю.
Мать смотриит на меня с упреком. «И ты мне ничего не говорила?» — читаю я в ее глазах.
— Всего лишь три месяца! Всего ничего! — насмешливо произносит она.
— Но это хорошее начало, уважаемая. — Ахмед говорит уже прохладным и решительным тоном.
— У нее даже нет аттестата зрелости! Что вы себе думаете?! — Мать повышает голос.
— Мама, мы встречаемся и хотим только пойти вместе на новогодний вечер, а не сразу жениться, черт побери! — не выдерживаю я, поскольку чувствую себя в ужасно глупом положении. — Да, мы общаемся всего три месяца, и не время строить какие-то далеко идущие планы на будущее. Ахмед хотел сказать, что он не собирается меня использовать или что-то в этом духе.
— Поживем — увидим. — Мать иронично кривит губы и неприветливо смотрит на нас. — А теперь, пожалуйста, оставьте меня одну, мне хочется немного отдохнуть.
— Конец аудиенции, — шепчу я и беру Ахмеда под руку.
Веду его в свою крохотную комнатку. Между диваном и столом места так мало, что едва помещается табурет; можно было бы даже писать за столом, сидя при этом на диване. Обстановку дополняет маленький платяной шкаф, в котором висят мои нехитрые вещи: джинсы, несколько маечек, два застиранных свитера, немодное выходное платье и костюмчик для школьных торжеств и экзаменов. Мы садимся на изрядно потрепанный диван, который помнит еще времена моего детства.
— И как же ты здесь, девочка моя, помещаешься? — Ахмед обнимает меня за плечи и одновременно осматривается. — Здесь же нечем дышать.
Он встает, сбрасывает пиджак, галстук, расстегивает ворот рубахи.
— Может, хватит устраивать стриптиз? — смеюсь я. Он безумно мне нравится, особенно вот сейчас, с раскрасневшимся лицом.
— Уф, ну и жарко у тебя тут. — Его глаза горят удивительным блеском. — Я открою окно, ладно?
Через минуту он снова садится на край дивана и нежно берет мои руки в свои.
— Тебе известно, что я очень уважаю тебя? — говорит он. — У нас обычно парень, который имеет по отношению к девушке серьезные намерения, даже не целуется с ней. Да, так принято. Но это несколько старомодные установки, моя семья их не слишком придерживается. По меркам нашей страны мы довольно-таки прогрессивны. Хотя здесь, в Польше, даже мы казались бы окружающим провинциалами из прошлого века.
— К чему ты клонишь? — Похоже, разговор с моей мамой плохо на него повлиял.
— Хочу, чтобы ты знала: я кое-что чувствую к тебе. И это чувство очень глубокое. Не мимолетное.
— Я тоже это чувствую, — шепчу я, садясь поближе и прижимаясь лицом к его шее. Ощущаю его ускоренный пульс.
— Никогда прежде… ни к кому другому…
— Я тоже, — прерываю его я.
Мы пристально смотрим друг другу в глаза, прерывисто дышим. И — впервые с момента знакомства — целуемся. Сперва робко и нежно, потом все чувственнее, со страстью. Внезапно мы теряем равновесие, заваливаемся на диван и сильно ударяемся головами о стену.
— Ой!.. — вскрикиваем оба, массируя ушибленные места, и заливаемся смехом.
— Вот это на сегодня и все по части секса, — говорю я. Мне так больно и весело, что я чуть не плачу.
— Нужно купить тебе вечернее платье для новогоднего бала.
— Знаешь, у меня средств маловато, — стыдливо сознаюсь я.
— Ты только выбери и примерь, а остальное оставь мне.
— Нет, я не могу, пойми меня, — объясняю ему. — Это будет выглядеть так, будто я содержанка, будто я тебе продаюсь.
— Но ведь это не так! — возмущается он. — Что именно ты продаешь? Свое общество? Улыбки?
— Во всяком случае, мама воспримет это однозначно, — уныло бормочу я. Признаться, мне очень хочется иметь новое платье! — Я не должна на это соглашаться…
— Ну и что же нам делать? — Ахмед задумчиво потирает свой немалых размеров нос. — О, придумал! Мы купим платье, но ты его не получишь. Переоденешься у меня перед выходом на бал, а после вечера платье останется в моей квартире. Или ты впоследствии выкупишь его, когда начнешь зарабатывать, или заберешь, когда мы оформим наши отношения.
— Ах ты хитрец! — счастливо восклицаю я и ерошу его черные волосы.
— Айда по магазинам! — Ахмед хватает меня за руку и почти бежит, довольный, словно мальчишка.
Как же я люблю атмосферу праздника! И это не только домашние вечера с наряженной елкой и пахучим дрожжевым пирогом, но и все то волшебство, которое окружает нас в эти дни. Непрестанно порошит снег, держится легкий морозец, а на тротуарах такой гололед, что можно сломать ногу… Но разве об этом кто-нибудь тревожится? Изо всех окон и магазинных витрин подмигивают цветные лампочки гирлянд, отовсюду слышны звуки колядок. С детства я хотела, чтобы рождественские праздники длились вечно.
Мы направляемся к нарядной рыночной площади.
— Я видел красивые платья в одном из бутиков, — прерывает мои раздумья Ахмед. — Думаю, там ты кое-что для себя подыщешь.
Знаю я эти магазины. Самые дорогие в городе. Ни разу еще я не купила там ни одной вещи, даже носового платка.
— Ты уверен? Там все довольно дорого, — пытаюсь я остудить его пыл. — Можно ведь присмотреть что-то и в супермаркете.
— Поверь мне, одежду следует покупать не в тех магазинах, в которых продают колбасу.
В бутике мне нравится абсолютно все. Я блуждаю, словно ребенок в тумане, и боюсь к чему-либо прикоснуться, чтобы не испортить или не запачкать.
— Ахмед, ты сошел с ума! — Я отворачиваю ценник на одном из простых черных платьев. — Это уже слишком! — шепчу возмущенно. — Это ведь больше, чем будущая пенсия моей мамы, которую ей назначат после тридцати с лишним лет работы! Кто в наших небогатых местах может позволить себе это купить?!
— Ты, — улыбается он.
— Пойдем отсюда, пока никто еще нас не заметил, прошу тебя.
Я тащу его к выходу, но он поднимает руку, подзывая жестом продавщицу. Все пропало.
— Вас можно попросить? Посоветуйте что-нибудь этой юной леди, а то она никак не может определиться.
— Да, разумеется, но для какого случая?
— Для ближайшего Нового Года, — смеется Ахмед, оглядывая продавщицу с головы до ног своим взглядом с поволокой. Очаровать ее хочет, что ли?
Девушка мигом бросается подносить блестящие наряды. Все ткани либо усыпаны блестками, либо вышиты стразами, и все сверкают — то ли розовым, то ли оранжевым, даже салатным.
— Кажется, она с ходу определила мое общественное положение, — сержусь я. — Она что, издевается? — добавляю театральным шепотом, и продавщица замирает на полпути.
— Но это самые модные фасоны и цвета. Так сейчас носят, — поясняет она. — Может быть, не у нас и не на каждый день, но…
— Мне нужен туалет для новогоднего бала в университете, — цежу я слова сквозь зубы, чтобы ей было понятнее. — Неужели вы думаете, что жена профессора могла бы надеть нечто подобное?! — повышаю голос.