Арина на таком же, как и в первой комнате, диване, приготовляла постель для своей барыни.
Вдруг из соседней комнаты послышался стук от падения чего-то на пол.
Софья Сергеевна, со свойственной её возрасту быстротой, вскочила из-за стола и бросилась в соседнюю комнату.
Через несколько минут она возвратилась, держа в руках завернутый в одеяльце труп умершей девочки.
— Спит, крепко-прикрепко, как сидела, так и свалилась на подушки, и ребенка из рук выронила, он на пол и упал…
— Я говорила, что заснет… — заметила Наталья Федоровна.
— Вижу, матушка, что правы вы, уж извините, что усумнилась, наше дело тёмное, неучёное…
Тотчас же ребенка в соседней комнате, спальне хозяев, положили на столик под образа, а Софья Сергеевна смастерила из старых чистых тряпок такого же размера куклу, набила её сеном и, завернув в одеяльце, бережно положила около спавшей крепким сном Марьи Валерьяновны.
Сделав всё это, все успокоенные заснули.
Наутро больная проснулась позже всех, взяла положенную куклу и стала качать, не заметив подмена.
Лошади были запряжены и Наталья Федоровна, повторив Петру Петровичу инструкцию, как поступить с мертвой девочкой, уехала и увезла с собою несчастную Марью Валерьяновну, которая покорно дала себя одеть в салоп, закутать и даже положила на это время на диван свою драгоценную ношу, хотя беспокойным взглядом следила, чтобы её у ней не отняли.
III
Она жива!
Фон Зееманы поселились в Москве на Тверской улице.
Они наняли довольно большой дом особняк, одноэтажный, окрашенный серой краской, с зеленой железной крышей и такого же цвета ставнями на семи окнах по фасаду, с обширным двором, куда выходил подъезд с громадным железным зонтом к которому вели ворота с деревянными, аляповато выточенными львами, окрашенными, как и самые ворота, в желтую краску.
Такие же дома ещё изредка встречаются и теперь в отдаленных переулках Москвы, на Тверской же их исчез давно самый след.
Жизнь фон Зееманы вели в Москве хотя и не настолько обособленную, как в Петербурге, что было бы уже совершенно противно вековым уставам гостеприимства Белокаменной, но все же довольно уединенную — Антон Антонович, ссылаясь на служебные занятия, а Лидия Павловна на детей, которых кроме знакомого нам Антона Антоновича II, было ещё двое: сын Николай, названный в честь Зарудина, и дочь Наталья — в честь Натальи Федоровны Аракчеевой. Оба последние ребенка были также крестники Николая Павловича и графини.
По-прежнему, таким образом, в гостиной фон Зееманов собирался интимный кружок, состоявший из Николая Павловича Зарудина и Андрея Павловича Кудрина, да приезжавшей гостить Натальи Федоровны Аракчеевой. Изредка забегал на огонек, что было в обычаях Москвы того времени, кто-нибудь из московских знакомых, всегда радушно принимаемый хозяином и хозяйкой.
В конце ноября 1830 года фон Зееманы ждали из Тихвина Наталью Федоровну Аракчееву, обещавшую приехать, как мы уже знаем, на долгую побывку. Извещенные письмом о времени её выезда, они ждали её с нетерпением, тем более, что за несколько дней перед этим случилось обстоятельство, положительно ошеломившее фон Зееманов, Зарудина и Кудрина.
Однажды вечером оба приятеля явились к фон Зееманам чрезвычайно взволнованными.
— Знаете ли, кого мы сейчас видели? — были первые слова вошедшего в гостиную Николая Павловича.
— Кого?.. — почти в один голос спросили Антон Антонович и Лидия Павловна.
— Катю Бахметьеву…
Ошеломленные этим именем и фамилиею давно уже считавшейся мертвою несчастной девушки, и муж и жена фон Зееманы молча и пытливо взглянули на сообщившего эту странную весть Зарудина.
— Вы, может быть, думаете, что я сошел с ума, — ну, так знайте же, что не далее, как час тому назад, я лицом к лицу встретился с Екатериной Петровной Бахметьевой на Кузнецком мосту… Я всегда говорил, что она жива, вот и вышло по-моему…
— Перестань, не волнуйся, быть может, ты ошибся, я себе доверить не могу, я видел её в Петербурге лишь несколько раз и то мельком, — заговорил Кудрин. — Сходство, положим, есть, но ведь мы спрашивали кучера и он нам сказал другую фамилию и имя.
— Кто же ей мог помешать выйти замуж? — горячо протестовал Зарудин. — Но я её хорошо знаю и помню! Это она, несомненно, она…
— Но, позвольте… — заговорил Антон Антонович. — Прежде всего здравствуйте, а потом садитесь и расскажите толком, где и как повстречались вы с воскресшей из мертвых Бахметьевой, которую давно уже, чай, обглодали невские раки…