Мне стало интересно — на какие шиши построен такой огромный посёлок, что во многих домах в окнах стёкла, чего у меня в Крыму пока ещё нет. Со слов моего одноклассника в двухэтажном доме начальника Русской Америки, и вовсе помимо огромной библиотеки ещё и настоящее пианино имеется.
— Всё очень просто, Александр Сергеевич, — решил провести для меня курс экономики Юрий Степанович. — Если для компании средняя шкура калана обходится в тридцать рублей со всеми расходами на добычу и транспортировку, то на Дальнем Востоке она стоит сто пятьдесят рублей, а в Петербурге уже все четыреста. Но в Кяхте купцы из Китая дают за неё минимум пятьсот рублей либо десять пудов первосортного чая — в Европейской части России такой чайный груз стоит уже не менее девятисот рублей. Вот и считайте, какая прибыль с одной шкуры «морского бобра».
И всё это под руководством одной компании. Побольше бы таких компаний, да поменьше им палок в колёса совали — тогда б и жить стало бы веселее.
Пока Юрий Степанович объяснял мне особенности экономики его компании, мы дошли до бревенчатого частокола, за которым находился дом правителя Русской Америки.
Возле ворот стоял мужчина средних лет в мундире морского офицера и с интересом смотрел то на нас, то на причал, где был пришвартован мой гидроплан.
Юрий Степанович проявил инициативу и представил нас с графом начальнику Русской Америки — Семёну Ивановичу Яновского.
Видимо, как гидропланы, так и гости не часто появляются в этой глуши, потому что даже после знакомства Яновский смотрел на нас с явным любопытством.
В принципе, его понять можно. Служить у чёрта на куличках, где из всех развлечений только книги да алкоголь — так себе жизнь. А тут, какие-никакие гости пожаловали — хоть какая-то отдушина.
Зайдя в дом, мы вчетвером прошли в кабинет местного правителя, где нас встретили запах табака, книжные шкафы, и карта северной части Тихого океана, висящая на стене за большим двух тумбовым столом.
— Это вам от Булдакова, — протянул я бумаги Семёну Ивановичу, после чего он указал нам на мягкие кресла возле его стола, а сам уселся во главе и принялся изучать документы.
Яновский бегло просмотрел бумаги, кивнул и наконец-то поднялся.
— Ваше сиятельство, из письма Михаила Матвеевича я понял, что для перевозок вы используете пространственный карман. Вы уже бывали в наших краях?
Намёк на местных шаманов был более, чем понятен. Поэтому мой ответ был таким же, как и Булдакову:
— Мои Перлы не имеют никакого отношения к вашим землям. Впрочем, при выгрузке муки и лапши вы сами сможете в этом убедиться. Насколько мне известно, местные шаманы не формируют Перлы, создающие карманы таких размеров, как у меня.
— Что ж, тогда пройдёмте на склад? — предложил Яновский. — Или, может сначала, покушаем и чайку попьём?
— Давайте сначала закончим с делами, — возразил я. — А потом уже и по трапезничаем и поговорим.
Пока местные работники под присмотром Юрия Степановича разгружали мой контейнер, мы с графом сидели на бревне и смотрели за работой.
— Когда вы меня познакомите с местным шаманом? — поинтересовался я у Толстого, который задумчиво разглядывал снующих туда-сюда грузчиков.
— Завтра с утра и сходим, — заверил меня граф. — Только нужно будет у Яновского проводника выпросить.
— А вы сами разве не знаете дорогу?
— Я был здесь, когда Баранов местных колош по всему острову гонял, — не отрывая взгляда от рабочих, объяснил Толстой. — Так что многое могло измениться с тех времён.
Я проводил взгляд графа и заметил, что он рассматривает рослого парня лет шестнадцати, который цветом кожи несколько отличался от остальных индейцев. Решив, что это вполне может быть сын графа я в который раз присмотрелся к Толстому и не нашёл ничего общего в чертах его лица и грузчика.
— А что с метисами происходит, если с родителями что-то случится? — поинтересовался я у графа.
— Ничего не происходит. Племя его с распростёртыми объятиями примет к себе. У колош матрилинейная система родства, — пояснил граф. — Так что метисы, рождённые индианками от русских, имеют в их обществе вполне равноправный статус.
— Я так понимаю, что у вас от местной индейки есть ребёнок. Не интересно узнать его судьбу?
— Нет, — отрезал граф. — Жизнь местных индейцев полна невзгод и опасностей, а потому, за редким исключением, коротка, как жизнь бабочки-однодневки. Не хочу знать, что с моим ребёнком могло случиться, что-то плохое. Лучше я буду пребывать в безызвестности, чем горевать по ещё одному ребёнку.
Я знал биографию графа. Поэтому мне нечего было сказать человеку, сожительствующего с цыганкой, от которой у него за всё время совместной жизни родилось одиннадцать детей, и только одна дочь — Сарра — дожила до семнадцати лет. Все остальные рождались либо мёртвыми, либо умирали в младенчестве.