И самое главное — Николай на виду. Он постоянно в войсках, на смотрах, на заводах. Его имя не сходит со страниц газет. Он молод, энергичен и выглядит единственным, кто знает, куда надо двигаться дальше. Народ, уставший от неопределённости, начинает видеть в нём твёрдую руку. А элита, вечно ищущая сильного покровителя, уже вовсю делает ставки и перетекает в его лагерь.
Сижу я тут, смотрю на эту смену декораций и понимаю: мои мелкие «коррекции» курса Александра, возможно, сработали куда лучше, чем я планировал. Я хотел лишь слегка отвалить его от англичан и остановить безумие с поселениями. А вместо этого, кажется, случайно убрал единственного человека, который хоть как-то сдерживал амбиции своего младшего брата.
Я невольно расчистил дорогу Николаю. И его Союз, этот прообраз будущего Генштаба, куда более эффективен и опасен, чем всё, что было при Александре. Он не пытается переубедить или угодить — он просто строит свою вертикаль, кирпичик за кирпичиком.
И самый главный вопрос, который теперь не даёт мне спать: чью именно «пользу» я, в конечном счёте, принёс? Той ли России, о которой мечтал? Или же, сам того не желая, стал прогрессором совсем для другого будущего — будущего «жандарма Европы» и железной дисциплины?
Похоже, бабочка Брэдбери не просто умерла. Она, чёрт возьми, успела дать потомство. И это потомство начинает менять ландшафт куда радикальнее, чем я мог предположить. Пора срочно пересчитывать риски. И, возможно, готовиться к новой игре — с новым монархом.
Приглашение на вечернее чаепитие к Императрице — матери я получил загодя, за два дня. Вовремя я успел вернуться с Урала. Очень интересно, о чём со мной решила поговорить Мария Фёдоровна. Наверняка же она станет меня о чём-то спрашивать, а из вопросов порой можно узнать больше, чем из ответов. По крайней мере станет понятно, куда ветер дует.
Два дня я провёл в лёгком напряжении, строя догадки. Мария Фёдоровна славилась своим острым умом, политической хваткой и огромным влиянием, которое она сохраняла даже после смерти Императора Павла. Её салон был центром, где переплетались нити придворных интриг. Если она вызывает меня лично — дело не в пустом любопытстве.
Ровно в назначенный час меня проводили в уютную, но отнюдь не роскошную гостиную императрицы. Воздух был наполнен ароматом свежезаваренного чая и старого паркета. Мария Фёдоровна, облачённая в тёмное платье без лишних украшений, встретила меня с холодноватой, безупречной вежливостью.
— Благодарю, что нашли время, — начала она после обмена первыми любезностями. — Мой сын, государь император, в последнее время часто упоминает ваше имя в разговорах о пользе технических новшеств.
Она сделала небольшую паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией. Я лишь почтительно склонил голову.
— Меня, как мать, беспокоит его здоровье, — продолжила она, наливая чай. — Он стал много времени проводить в уединении, в молитвах. Отказывается от поездок, которые всегда его оживляли. Вы, я знаю, имеете самое непосредственное отношение к летательному аппарату, что изготовили государю? Не находите ли вы, что стремительный прогресс может утомлять душу, а не только облегчать тело? Откуда вдруг в нём изменения?
Вопрос был задан с лёгкой, почти материнской улыбкой, но глаза её оставались твёрдыми и проницательными. Вот оно. Меня не спрашивают о технологиях. Меня спрашивают о влиянии этих технологий на императора. Ищут причину его отстранённости.
— Ваше Императорское Величество, — осторожно начал я, — Прогресс — лишь инструмент. Как перо или карета. Он может сберечь время и силы для дел важных, но не может направить мысли. Государь, как мне видится, лишь обрёл возможность больше времени уделять тому, что считает главным для своей души в сей момент.
— Главным… — задумчиво повторила она, отодвинув блюдце. — Или же он разуверился в делах мирских? — Она посмотрела на меня прямо. — Вы много общаетесь с разными людьми, в том числе и с моим сыном Николаем. Его деятельность, его Союз… Как вы считаете, это и есть то самое полезное применение сил, которое ищет государь?
Лёд тронулся. Ветром, который мне нужно было уловить, оказался ветер перемен, дующий в сторону Николая. Императрица-мать, всегда бывшая оплотом традиций и законности, зондировала почву. Её беспокоила не только апатия Александра, но и растущая активность Николая и его окружения. Она пыталась понять, является ли это естественным течением событий или чьим-то умелым направлением. И подозревала, что я могу быть если не рулевым, то хотя бы фонарём, освещающим путь.