— Дурак ты, Санчо… Такой порыв обосрал… — совсем непедагогично высказался преподаватель словесности, скорчив обиженную физиономию.
Угу, а ещё директора школы сохранил при должности, на которой он приносит максимальную пользу. Там у меня уже под полторы сотни ребятишек обучаются, которые с Перлами умеют обходиться. И они мне важней, чем пухляш Кюхля в роли героя.
Глава 17
Третье сентября.
Пожалуй, каждому моему современнику в России эта дата известна как праздник Святого Шуфутиния.
А в том мире, куда меня определили богини, третьего сентября двадцатого года на Красной площади в Москве состоялся молебен по случаю окончания Русско-Персидской войны.
После пушечного залпа — парад Победителей.
Более десяти тысяч солдат и офицеров из разных частей прошли мимо Императора.
Стройные ряды, блеск штыков, звон орденов и шпор, цокот подков — всё, как положено.
Потом — в пункты временной дислокации на окраинах города, для расформирования.
На самом деле, в кампании участвовало значительно больше войск. Но к концу боевых действий многие полки и батальоны были собраны в сводные корпуса, каждый из которых решал свою задачу.
Вышло так, что под конец войны стало почти невозможно определить, кто и откуда прибыл на Кавказ. Кто — с Рязани, кто — с Ярославля, кто — с Дона.
Поэтому те подразделения, которые можно было однозначно идентифицировать, сразу перебросили домой — прямиком в свои гарнизоны.
А оставшуюся «солянку» — сюда, в Москву, чтобы уже в здесь разобраться: кто, откуда, и куда дальше.
Парад завершила эскадрилья гидропланов, ведомая моим дядей — генерал-майором Павлом Исааковичем Ганнибалом.
Казалось бы, не прошло и года, как он получил полковничье звание, а сегодня уже генерал.
И не просто генерал, прослушавший лекции в Академии Генерального Штаба, а выслуживший звание своими мужеством и хладнокровием.
Император лично вручил дяде эполеты и заслужил он их сполна.
Именно он на своём «Катране» совершил самую дерзкую операцию всей кампании — высадил во вражеском тылу трёх бойцов на берегу реки Шутруд, в тридцати километрах от Тегерана.
Тех самых, кто, пользуясь Перлами-невидимками, совершил марш-бросок до столицы Персии. Кто ночью во дворце Голестан открыл телепорт, чтобы к ним присоединился основной состав Крымской роты.
Одним из тех троих был Александр Павлович Ганнибал — мой троюродный брат, тогда ещё поручик, а сегодня уже штабс-капитан.
Могу только догадываться, что испытывал дядя в тот момент, когда он лично переправлял своего сына на вражескую территорию.
Именно брат свернул телепорт после того, как бывший Поверенный в делах Персии Семён Фёдорович Мазарович опознал Фетх-Али шаха в опочивальне, и Крымский отряд вместе с правителем страны и одной из его жён ушли на нашу сторону.
Не кто другой, как брат последним вышел из спальни шаха, оставив послание Аббас-Мирзе, а затем с двумя товарищами за остаток ночи успел вернуться к месту высадки.
На рассвете их забрал дядя.
На том же «Катране», который в составе эскадрильи пролетел над Красной площадью.
В целом парад в Москве стал не просто военным шоу. Он стал народным праздником.
Первопрестольная заполнилась людьми со всей губернии. Крестьяне, купцы, мещане — все хотели увидеть своих героев.
По стране прокатилась волна патриотизма, какого не было с момента возвращения Александра I из заграничного похода.
В провинциальных городах устраивали молебны. В сёлах звонили в колокола.
В трактирах пили «за победу» и «за императора».
Николай I понял момент и по всей империи было объявлено о награждениях:
Всем участникам войны без исключения — серебряная медаль «За Персидскую войну».
Офицерам — денежное вознаграждение в размере годового жалования, не в зачёт.
Рядовым и нижним чинам — по пять рублей ассигнациями.
Это был не просто жест. Это был сигнал: государство помнит своих солдат.
Что же такого приобрела Российская Империя по итогам скоротечной войны с Персией, что даже простым солдатам вручили серебряные медали?
В первую очередь авторитет Николая I поднялся как внутри страны, так и во всём мире.