— Стране они выгодны.
— Пока особой выгоды не вижу, — проворчал государь.
— Один картофель всё окупит.
— Интересно, каким же образом?
— «Картофельных бунтов» не случится. Можно потребовать, чтобы часть оплаты общины возвращали картофелем.
— И куда мы его денем?
— Первое время, в небольших количествах, можно добавлять в рацион армии и госучреждений: тюрем, приютов и больниц. Но в основном направить на переработку в спирт, заменяя пшеницу.
— Вы думаете…
— Тут и думать нечего. Пары лет не пройдёт, как крестьяне картофель распробуют и сами начнут сажать, без всякого принуждения. А урожайность у него — куда там ржи и пшенице. И переработки никакой не нужно. Хоть прямо с земли бери, готовь и на стол подавай.
Николай Павлович задумался, прошелся по кабинету. Он любил конкретные, осязаемые планы.
— Ладно, с картофелем убедили. Это разумно. Но вернёмся к помещикам. Допустим, мы выкупили всех должников. Окружающие дворяне «призадумались», как вы изволили выразиться. И что же они сделают?
— Они побегут в Вашу Канцелярию, Ваше Величество, — ответил я, чувствуя, как выстраивается логическая цепь. — Но не с протестами, а с предложениями. Умнейшие из них уже сейчас ведут хозяйство по-новому: вводят вольный наём, покупают машины. Они видят будущее. Остальные… остальные увидят, что их сосед, граф такой-то, прогорел и его имение отошло казне, а крестьяне там теперь — вольные хлебопашцы с новыми семенами и казённым заказом на картофель. И что же? Через год у графа-неудачника имение цветёт, а у них — застой. Страх разорения — мощный стимул. Они сами начнут просить о переводе крестьян в вольные или о выкупе. Добровольно. Чтобы не потерять всё.
Государь остановился напротив меня, и в его глазах мелькнул тот самый стальной блеск, который знала вся его свита.
— То есть вы предлагаете создать прецедент. Успешный прецедент. Чтобы сама жизнь, экономическая целесообразность, а не указ из Петербурга, заставила их ломать старые порядки.
— Именно так, Ваше Величество! Реформа снизу, стимулируемая сверху. Мы не ломаем через колено, мы показываем путь. Кто не идёт — того обстоятельства заставят бежать. А чтобы помочь им «побежать» в нужном направлении, можно издать временные правила… Ну, скажем, «О вольных хлебопашцах», но не мёртвые, как ныне, а живые. Чтобы любой помещик, пожелавший перевести имение на вольный труд или начать выкупную операцию с крестьянами, мог сделать это в недельный срок, без проволочек, с помощью казённых чиновников и на льготных условиях по кредиту.
Николай I медленно кивнул, его лицо просветлело.
— Да… Это уже не полумера. Это система. Сначала мы берём под казённое управление то, что и так почти наше — заложенные имения. Создаём образцовые хозяйства. Затем даём инструменты и льготы тем, кто хочет перемен. И ждём, когда остальные сами попросятся в эту дверь, которую мы приоткрыли… И картофель здесь как символ, как практическая польза, которую увидят все. Хорошо, Александр Сергеевич. Очень хорошо.
Он подошёл к столу и налил два бокала хереса. Протянул один мне.
— Ваше здоровье. За ясность мысли. Проект, которые вы представили, оставьте у меня. Я велю Сперанскому и Киселёву оформить их в виде докладной записки, чтобы он под их авторством выглядел. Начинаем с Петербургской и Московской губерний. Немедленно.
Я выпил, чувствуя невероятное облегчение. Даже вино показалось вкуснее обычного.
— А теперь, — вдруг строго сказал Император, — поезжайте и напишите об этом. Но не в виде проекта, а… как вы умеете. Чтобы современники и потомки понимали, что мы задумали не просто сменить вывеску, а дать людям почву под ногами. В прямом и переносном смысле. Чтобы бунтов не было. Чтобы было созидание.
— Я уже пишу, Ваше Величество, — честно ответил я. — В голове. И называется это «Земля и Воля».
На лице Государя промелькнула тень улыбки.
— Смотрите, чтобы воля не заводила дальше, чем того позволяет земля. Вы свободны, господин Пушкин.
Я вышел из кабинета, чувствуя, как история переставляет огромные, неповоротливые шестерёнки. И впервые подумал, что, возможно, она сдвинется с мёртвой точки не рывком, а именно таким — продуманным, умным шагом.
Когда Григорий Орлов, поручик в отставке, вернулся с Кавказа, он забыл о своём ранении.
Его отец, отставной генерал, поначалу рвал и метал. «Разоримся! Земля пропадет! Кто на нас работать будет? — кричал он, швыряя на стол газету с текстом "Положений о выкупе заложенных земель». Но Григорий, только что вернувшийся с Кавказа с ранением и новыми мыслями в голове, сумел убедить отца не ломать копья, а попробовать по-новому.