Ага, подумал Симова. Так вот почему Базле отвлекся, чтобы рассказать о Барагрии. Это было не отвлечение, а подготовка. Значит, им придется чем-то заняться.
— Пусть никто и никогда не скажет, — продолжил Базле, — что я увидел возможность прославить мой собор и моего Императора и отвернулся от нее. У нас есть шанс завладеть чудесной реликвией того времени, когда сам Император обратил глаза свои на Гидрафур, освободить ее из тюрьмы беззакония и вознести в собор, где ей и место. Частица истинной жизни Императора, которая сделает нашу веру крепкой, как сталь. Нечто, благодаря чему мы встанем во главе армии верующих, пилигримов, священников и крестоносцев, как всегда и должно было быть.
Священники заерзали на сиденьях, переглядываясь, но сам Базле снова пристально поглядел на Симову:
— Мы не будем взимать эту реликвию как десятину. Ее принесет сюда не война за веру и не сила оружия. Что бы мы ни требовали от нашей епархии, этого она нам позволить не может. Нет, мы обретем ее через тебя, Симова, тебя и твою палату. Прямо сейчас, к самому нашему порогу, на Гидрафур везут драгоценнейшую реликвию, и всеведущий Император счел нужным восстановить ее владельцев друг против друга. Они предстанут перед Адептус и попытаются сделать так, чтобы Арбитрес нарекли их полноправными владельцами реликвии, как будто у нее может быть какой-то полноправный владелец, кроме слуг самого Императора — Адептус Министорум. Вот для чего мы здесь собрались — чтобы составить план. Кюре Симова?
Симова хотел было сложить руки на груди, защищаясь, и начать спорить, но тут понял, что Базле больше не обвиняет его, но поручает ему задание. Он заново прокрутил у себя в голове слова епарха и заморгал. Великая реликвия, за которую нужно сразиться посредством закона. Важность этой новой задачи обрушилась на него с такой силой, что он едва не ахнул.
На один жуткий миг ему показалось, что он не может ничего сказать. А потом, как не раз случалось в этом зале, его разум защелкал, стремительно приходя в движение.
— Я начну, — сказал он, — с изложения в общих чертах писаний понтифика-милитанта Оргоса Арика, касающихся права Адептус Министорум вступить во владение любым объектом, персоной или территорией, которые соответствуют определению священной реликвии. Мы будем считать таковым определение, изначально рассмотренное в трудах экклезиарха Чиганна Четвертого и формализованное Четыре тысячи восемьдесят вторым конклавом Экклезиархии. Также нам нужно обратиться к Восьмому духовному эдикту Терры и его положениям, подразумеваемым для столкновений религиозного и светского законов. В сегментуме Пасифик существует более дюжины недавних и актуальных прецедентов. И я полагаю, ваше высокопреосвященство, что мне также следует затронуть послания исповедника Люзаро Сириусского, которые, в соответствии с совещаниями епархов Солар тридцать восьмого тысячелетия, считаются каноническими для действий Экклезиархии в тех случаях, когда она вынуждена изымать священные предметы у других подданных Империума посредством грубой силы.
С разрешения епарха он поднялся, потом закрыл глаза и сделал несколько вдохов и выдохов, чтобы привести свой голос в нужное состояние и разложить закон по полочкам в голове. Именно это приводило Симову в восторг, как немногое другое: он почти что мог увидеть мысленным взором сеть связанных друг с другом доводов и возражений, длинные тексты и декреты религиозного закона, формирующие созвездия и паутины долга и послушания.
Он открыл глаза и начал говорить. Они слушали, задавали вопросы, дискутировали, а желтый свет гидрафурского солнца снаружи потихоньку переходил в долгую, прохладную, дождливую ночь.
Флотилия Хойона Фракса, в пути
То, что было так просто и ясно‚ когда Нильс Петрона убивал старшину Генша, теперь стало бессмысленным. Он понял это со временем, по мере того, как лечение справлялось с судорогами и болью и мышление перестало походить на попытки собрать растекающееся масло руками. Он точно знал только одно: зачистка флотилии простиралась куда глубже, чем он думал. Он и его друзья были приговорены к смерти по какому-то тайному обычаю, о котором командующие и распорядители никому не рассказывали. Не то чтобы таких традиций было так уж мало.