— Как долго? — спросил д’Лесте.
Он никому не признался, но его пугала мысль о том, что он теперь за главного. Лекарь уже привык к уверенным действиям и сверхъестественному спокойствию магоса. Его тревожила мысль, что нет никого, к кому можно было бы обратиться, если что-то случится.
— Достаточно долго. Пока я не вернусь, — холодно проинформировал Диобанн. — Вам не понадобится никаких новых стадий обработки. Если даже я задержусь, мы, по крайней мере, успели довести нашего субъекта до такого состояния, когда его ткани могут подтвердить, что он — родич Фраксов. Мы не узнаем, что именно потребует эта арбитр Кальпурния, пока не достигнем момента принятия решения.
— Мы постараемся выяснить, что это будет, — произнес д’Лесте, хотя не питал больших надежд.
Пока что все усилия Кьорга в этом плане сводились к тому, что он назначил клерка — женщину, которая, как был уверен д’Лесте, была его любовницей, — чтобы отправить вперед сообщение. Он даже не знал, отправлено оно уже или нет.
— Если она потребует образец живой ткани, предоставляю вам возможность импровизировать решение, — сказал магос. — Однако я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы подготовить для этого фундамент. Вот почему лучше полететь мне. Я доверяю себе больше, чем Кьоргу.
— Как и мы все.
— Это не мое дело, — добавил Диобанн. — Я не посол, но для этого поручения гожусь лучше всех. Магос-генетор Санджа — именно тот, кто производит ритуалы анализа, и он будет польщен тем, что я счел нужным заблаговременно предоставить ему образец. Тот факт, что мне нужно изменить лишь малую частицу, а не целое живое существо, позволяет мне произвести изменения препарата, который я ему преподнесу… — Он приподнял в блестяще руке металлическую флягу. — Однако, если моего дополнительного труда будет недостаточно, чтобы убедить его, я также лучше всех смогу изложить доводы за то, чтобы флотилия продолжала владеть хартией. Отношения между флотилией и Механикус были весьма плодотворны для обеих сторон, и Санджа поймет, что новый наследник не таков, чтобы можно было гарантировать их продолжение.
Д’Лесте был горд это слышать. Никто точно не знал, что Варрон может решить касательно положения Диобанна во флотилии, но врач рассказал магосу, что сынишка Хойона известен антипатией к Механикус, и, видимо, был в этом весьма убедителен. Он снова указал на койку:
— Насколько я понимаю, Гайт больше ждать не может? — поинтересовался странствующий адепт Омниссии.
— Не может, — подтвердил д’Лесте. — По протоколам Флота до Гидрафура мы будет лететь еще несколько дней, и Гайт говорит, что ему понадобится все это время, чтобы обучить Петрону вести себя, как подобает будущему вольному торговцу. Ему и так пришлось долго ждать, вот он и злится. Поэтому мне и нужно точно знать, что Петрона будет в достаточно здравом состоянии. — Он покосился на кровать. — Он сможет взаимодействовать с людьми? Сможет учиться чему-то? Гайт ничего не добьется, если он все время будет в помутненном сознании.
— Субъект, — ответил Диобанн, начиная двигаться к двери, — в ясном уме и контролирует себя. Я заставил его произвести определенные вербальные, физические и логические упражнения и использовал дозы болеутоляющего в качестве небольших наград. Можно передать Гайту, что он не должен делать скидки на любое теоретическое снижение его умственных способностей.
Д’Лесте крякнул. Он не знал об упражнениях.
Двойные двери широко распахнулись перед Диобанном, и магос покинул д’Лесте, сопровождаемый двумя сервиторами. Апотекарий не знал, какую власть использовал Диобанн, чтобы вызвать внутрисистемный корабль-дромон, на котором он мог опередить флотилию, но был рад его уходу, хотя и нервничал, что на его попечении осталась эта человеческая развалина. Наконец-то хоть что-то начало происходить.
Он повернулся обратно к белой занавеске и приблизился к ней, но все, что он мог разглядеть, — слабый намек на медленные движения в постели. Наверное, ему следует пойти и сообщить Гайту, что ученик готов. Вскоре Петроне нужно будет предстать перед Арбитрес, и Гайт обещал, что научит его, как играть свою роль.
Петрона Фракс наблюдал из-за занавески, как здоровяк-доктор уходит прочь. Он лежал, прикрытый одеялами лишь наполовину: нижняя часть его тела начала периодически содрогаться в безболезненных судорогах, от которых покрывала все время сползали. Даже шторы не спасали от света, который причинял дискомфорт его глазам — они стали почти черными, с легким оттенком желтизны. Однако он заставлял себя пристально смотреть вслед д’Лесте, пока двери не закрылись за его спиной.