Первым, разумеется, внутрь протолкнулся Симова, причем так быстро, что Кальпурния ожидала, что он в любой момент запнется о рясу и свалится. Арбитраторы эскорта остановили его, не дав дойти до двух приподнятых трибун, и он стоял поодаль, хмурый и загнанный в угол.
Следующим вошел Варрон Фракс, загорелый полноватый мужчина с коротко стриженными черными волосами, одетый в костюм насыщенно-зеленого цвета, который, по мнению Кальпурнии, выглядел немного неопрятно для такого случая. У него было широкое, приятное лицо с глубокими морщинами, какие бывают у смешливых людей, но сейчас оно выглядело усталым и тревожным. За ним следовали двое вассалов в тяжелых бронированных корабельных костюмах и некая стройная фигура в ржаво-коричневой мантии с глубоким капюшоном, которая, как поняла Кальпурния, была кем-то из поддерживающих Варрона навигаторов. Третий вассал со странными серебряными гребнями, вшитыми в голову, повернулся в дверях и вышел обратно в атриум, в то время как Варрон и фигура в капюшоне взошли на трибуну.
Третья сторона, второй наследник…
…второй наследник был совсем не таков, как она ожидала. Трое младших рядовых членов флотилии в простых, обтягивающих все тело костюмах, прикрывающих глаза шорами, а рты швами, чтобы продемонстрировать их крепостной статус, втащили в зал медицинскую коляску на беззвучно работающих суспензорных подушках. В ней, за занавесями, что-то подергивалось и хрипело. Рядом с коляской торопливо шел мужчина с лицом бандита из трущоб и в элегантной форме распорядителя флотилии, и его взгляд не отрывался от мерцающих рун жизненных показателей, которые высвечивались на диагносторах, парящих у занавесей. За коляской шла вереница людей в таких же одеждах: две женщины, одна высокая и тощая, другая сгорбленная, с кислым видом, пожилой мужчина с печальным, словно у собаки, лицом, который нес тонкий металлический посох, другой мужчина, лысый, с острым как нож носом и подозрительно бегающими голубыми глазами, и последний, быкоподобный громила с заплетенной в косу рыжей бородой.
Все они выглядели мрачными и напряженными, и когда занавеси разошлись, Кальпурния поняла почему.
— Это… это мой сводный брат…
Слова Варрона прозвучали так, словно он не верил своим глазам, и недостаточно тихо. Домаса услышала его и фыркнула. Но внимание большинства присутствующих было приковано к истощенной пародии на человека, которая угнездилась среди мягких белых подушек.
Это существо было облачено в пышные одежды цветов рода Фракс, даже более вычурные, чем у распорядителей флотилии. Но никто бы не скроил форму на тело, подобное этому.
Нижние конечности раздулись от жидкости и стали похожи на слоновьи ноги. Ткань на туловище растягивалась под напором сочащихся опухолей, ребристых или складчатых, как коралл-мозговик. Тонкие как палки руки были сжаты в кулаки, и существо начало размахивать ими в воздухе. На одной из них мясо и кожа как будто расплавились, и кисть превратилась в единый неровный комок. На другой же плоть между пальцами разошлась так сильно, что ладони практически не было, только трещины, доходящие до самого запястья и покрытые красно-черной коркой. Голова над кружевным воротником выглядела как череп, облепленный подтаявшим белым воском, и в нем слепо горели мутные глаза. И последняя деталь, банальность которой только вызвала у Варрона еще большее отвращение: такая голова должна была быть совершенно лысой, а не увенчанной буйной гривой рыжеватых волос.
Охранники флотилии как будто разом содрогнулись, Варрон услышал, как кто-то вскрикнул. Женщина-арбитр с зелеными глазами снова наклонилась и пристально посмотрела вниз.
То, что осталось от энсина Нильса Петроны, помимо ненависти, опухолей и психоза, с трудом разобрало образ женщины, склонившейся и наблюдающей за ним откуда-то из невероятной вышины. Он подумал, не могла ли это быть его мать или одна из тех женщин, которых он убил в переулке. Он попытался сфокусироваться на ней, но услышал голос д’Лесте, гудящий в ушном кабеле, который они прикрепили к его голове, чтобы он мог их слышать.
— На тебя смотрят, Петрона. Будь внимателен. Ты меня понимаешь?
Где-то в глубине его разума, за сновидениями и галлюцинациями, как будто нажали на кнопку. Вот оно. Вот мгновение. Безумные, перепутанные мысли завертелись и закувыркались в его голове. А потом сквозь лихорадочное сознание, словно айсберг, всплывающий к поверхности бурного моря, поднялась ясность, чистые мысли, слитые воедино чудовищным усилием воли.