Сознание Квала врезалось в его тело, словно кулак в раскрытую ладонь. Астропат задергался в ремнях и взвыл от боли, рожденной давлением на растянутый разум. Дернеск, склонившись над ним, начал выкрикивать разработанные самим Квалом фразы-триггеры, которые запускали реакции, заложенные под глубоким гипнозом. Успокоитель пытался помочь астропату опустить ментальную защиту на послание, что терзало того подобно огню. Архивный сервитор, привлеченный шумом, приготовился к записи и затряс пером. Языки ведьминого пламени мелькали по стенам гнезда, принимая странные формы, пока обереги и заземления не угасили и не впитали их.
Теперь Квал постоянно шевелил губами, произнося нечто бессмысленное — все слоги, из которых состояли слова, он располагал в хаотичном порядке. Однако вскоре они превратились в слова, бесконечную череду слов. Дернеск распознал общие формулы и модуляции. Именно этого они и ждали — имперского сообщения, зашифрованного для защиты данных. Архивный сервитор, пробудившись к жизни, принялся быстро и небрежно царапать пером по разматывающейся бумажной ленте.
Не разгибаясь, Дернеск слушал послание. Успокоитель знал, что речь Квала может стать неотчетливой, поскольку лицевые нервы астропата постепенно деградировали с момента связывания душ, и губы его двигались уже не так ловко, как прежде.
Дернеск почувствовал, что потеет. Когда они покинут гнездо, потребуется несколько часов, чтобы успокоить сознание Квала до уровня, на котором астропат хотя бы сможет отдохнуть перед следующим трансом. Вздохнув, успокоитель вытер лоб.
По мере того как Квал извергал поток информации, его судороги ослабевали, а крики затихали. Напряженное выражение исчезло с его лица, черты смягчились. Речь астропата стала более плавной, не такой надрывной. Дернеск знал Квала, понимал, как он думает и какие проводит ассоциации. Успокоитель вновь зашептал инициирующие фразы: обрывки стихов, писаний, песен, на которые всегда отзывался астропат. Дернеск беспрестанно метался: то успокаивал разум Квала, то управлял им; он с радостью услышал, что во фразах подопечного начали проявляться мыслительные процессы и речевые обороты.
Исписанные ленты, выдаваемые архивным сервитором, загружались в инфоотводы гнезда и направлялись вниз, в донжон, в пасти логических мельниц и инфостанков техночасовни, где когитаторы цитадели когда-то наводили ауспики в межзвездное пространство и вычисляли траектории либо огневые решения.
Толстое сплетение кода заставило вспыхнуть огоньками комплекс стрекочущих когитаторов, которые находились в зале шифраторов под бдительным присмотром назначенных туда техножрецов. Тщательно проверенные операции машинных духов выделяли из послания отчеты о грузоперевозках и финансовых операциях, статистику сбора подати, демографические данные, доклады о преступлениях и судебных процессах, сообщения о крестинах и меморандумы Администратума. Горы цифр, в мельчайших подробностях описывающих жизнь на Ганции и управление ею за уходящий месяц. Затем шифраторы приведут всю информацию к стандартному виду для передачи в Администратум на Гидрафуре. Сообщение разобьют на достаточно маленькие пакеты, с которыми легко справятся астропаты. Часть сведений ретранслируют на досветовых инфочастотах либо закодируют в инфоковчеги. Еще часть перенесут на бумажный носитель в соседнем скрипториуме и отправят в систему на дромоне. Потребуется неделя, чтобы разложить такой массив данных на подходящие для передачи фрагменты. Если бы его пересылали с Ганции на Гидрафур в бумажном виде, получившиеся тома заняли бы трюм целого грузовоза.
Некоторые инфосплетения, сами выделившиеся из общей массы, гневно запульсировали ключами безопасности и кодами предупреждений. Частично это были секретные данные Администратума, частично — Арбитрес или Министорума. Промелькнувшее низкоуровневое коммюнике Флота перебросили соответствующему ведомству. Нашлась и одна очень заметная прядь кода: доклад Инквизиции, опутанный ядовитыми витками шифров. Они предназначались для захвата и разрушения любого неискушенного разума, осмелившегося слишком пристально взглянуть на них. Эту прядь вытолкнули из сознания Квала первой, ради сохранения его рассудка, и с молчаливым уважением передали внешникам Бастиона. Каждые двенадцать часов персонал Башни связывался с астропатом Инквизиции на Гидрафуре, и в этот раз им нашлось что ему передать — точнее, сплавить побыстрее.
Высоко наверху, в гнезде, Квал держался на грани обморока, словно в тумане воспринимая собственные движения, голос успокоителя и восхитительный аромат эпимового масла. Гипнотические команды уже начали действовать, астропат вновь накапливал силы, а его опаленный разум постепенно собирался воедино. Строго говоря, Квал пока не мог отчетливо мыслить — и не сможет еще несколько часов, — но какие-то отдельные обрывки всплыли на поверхность из глубин его подсознания.