Определение моментов для саморазоблачений было настоящим искусством: паузы растягивались на целые дни, или же несколько сессий втискивались в полчаса, так что обвиняемый никогда не знал, как долго ему придется ждать следующего повеления огласить список своих преступлений и как много времени это займет. Подобные методики развивали и совершенствовали на протяжении сотен поколений карателей, поэтому Шира не тратила сил на попытки угадать, какое расписание выбрал Даст.
Поднявшись, она кратко поклонилась аквиле на стене над тюфяком, вновь села за стол и вернулась к работе.
Пребывая в маленьком космическом инкарцерии на самых дальних рубежах Гидрафура, Кальпурния нередко забывала, что является заключенной. Теперь помнить об этом стало легче — быстроходный дромон, на борту которого находилась ее тюремная камера, возвращался к сердцу системы. До процесса над Широй оставались считаные недели, и постоянные размышления о суде отточили мысли женщины и добавили ее эмоциям напряжение, в чем она отказывалась признаться самой себе.
В хороший день Кальпурнии все еще удавалось забыться посреди груд инфоковчегов и правовых кодексов — маленькой библиотеки, которую ей позволили взять с собой из инкарцерия для подготовки. Шира могла часами сидеть в одиночестве за столом, не обращая внимания на тихие звуки своего дыхания, негромкий скрип стила и отдаленный рокот корабельных машин.
В такие моменты ей проще было избавиться от воспоминаний о Селене Секундус, и грозная тень надвигающегося процесса становилась чуть менее мрачной. Кальпурния как будто снова оказывалась в казармах старших новобранцев на Мачиуне и заполняла один из рутинных тестов, которые должен был сдать каждый рекрут. А может, она возвращалась в какую-нибудь из великих библиотек Адептус на Эфеде — Эфеде, с ее трезвомыслящими, учтивыми чиновниками и священниками, с ее архивными комплексами размером с город, что наполнены изящнейшими мудростями и философскими трудами трех сегментумов.
Охваченная подобным настроем, она чувствовала себя превосходно, и именно поэтому не позволяла себе забываться, испытывая гордость, холодную, словно сталь. И каждый раз ей это удавалось. Возможно, Шира никогда не войдет в историю как одна из великих Арбитрес Гидрафура, ее постановления не будут цитировать и ее правоохранительные войны не станут изучать юные рекруты отсюда и до границ сегментума. Возможно, ее никогда не внесут в семейные архивы в Ультрамаре (и эта мысль была горькой, горше предыдущей), памятник ей никогда не поставят в родовом поместье на Иаксе, где он служил бы примером для будущих женщин из рода Кальпурниев в том, как надлежит соответствовать гордому семейному имени.
Но будь она проклята, если посчитает свое служение законченным лишь потому, что, возможно, завершилась ее карьера.
«Слово „долг” не было придумано в праздности, — записала Шира на полях своих заметок одной особенно бессонной ночью. — Долг есть первая милость, оказываемая Императором новорожденному, и последняя связь с Ним, что приносит успокоение умирающему, а потому забвение долга — это проклятие в неприкрытом обличье».
Сначала ее долг состоял в том, чтобы быть сильным ребенком Кальпурниев, и она исполнила его. Затем долг Ширы состоял в том, чтобы быть суровым и верным арбитром Адептус, и она тоже исполняла его… пока ее не постигла неудача.
Если Кальпурнии суждено стать заключенной и осужденной, она будет делать то, что требуется от заключенной и осужденной. Шира не позволит себе забыть, почему оказалась здесь. Она будет исполнять любые требования карателей, отвечать ясно и четко во время каждого саморазоблачения, сколько бы ни шла сессия — несколько минут или двенадцать часов. Она не будет искать поблажек или снисхождений у закона и склонит голову пред наказанием имперского правосудия. Если Кальпурнии предстоит быть арестанткой, она посвятит всю свою решимость, до последней капли, единственной цели: послужить уроком и примером для других Арбитрес.
Ученые-арбитры будут писать, а инструкторы — провозглашать в речах, что если арбитр преступит закон и пойдет под суд за упущение, если он сам должен будет принять наказание собственного ордена, то пусть обратит взгляд на Ширу Кальпурнию Люцину, бывшую арбитра-сеньорис высшего участка Гидрафура. Кальпурнию, которая твердо осознавала свой долг и не дрогнула в служении закону, даже когда правосудие вершилось над нею, даже когда она…