— Итак, проговорил Леандро, — скажите, какую информацию мы можем почерпнуть из этого небольшого обмена любезностями?
— Нам надо будет определиться, как мы будем вести себя при активном вмешательстве Экклезиархии. Он практически прямо заявил, что они обладают достаточным могуществом для этого, и мне совсем не понравилось упоминание их собственных охотников на ведьм. И Барагрий — никакой не набожный преподаватель катехизиса и не наставник певчих, хотя, видимо, провел кое-какую работу, чтобы казаться таковым. Монашеством от него не веет. Он человек действия, я думаю, полевой агент.
— Собранный, деловитый, не боящийся использовать свои полномочия, — согласился Леандро. — Я бы не стал тратить много времени на идею, что курия приписала его к нам, думая исключительно о нашем же благополучии.
— Вы правы. Он нужен, чтобы следить за нами и чтоб Экклезиархия точно знала, как идут наши труды. Заметили, он говорил о поддержании порядка в улье? Лорд Халлиан тоже это упоминал.
«Носорог» слегка накренился, и они начали маршрут изогнутой буквой «S». Предстояло проехать через Торговый квартал к вратам Кафизмы, потом снова пройти под кварталом Адептус до самой триумфальной арки врат Аквилы со стометровыми каменными орлами по бокам, повернуть обратно к вратам Справедливости и подъехать к дверям собственной крепости. Визит в собор занял больше времени, чем думала Кальпурния, особенно в сравнении с краткостью самой аудиенции. Машины ехали относительно медленно, и потихоньку близился вечер. Сквозь обзорные щели можно было видеть, как светлый день постепенно переходит в оранжевые сумерки.
— Я подозреваю, — через какое-то время сказал Леандро, — что эта мысль может вызвать у вас досаду, моя арбитр, ибо она досаждает мне. Мысль о том, что, хотя о желании агентов епархии сунуть нос в это дело еще надо переговорить с арбитром-майорис, сам факт участия Барагрия в нашем расследовании, вероятно, мы изменить не в силах, по крайней мере, прямо сейчас.
— Я этого опасалась.
«Носорог» замедлился, сдвинулся в сторону и снова набрал скорость. Водитель склонил голову набок, прислушиваясь к разговорам по вокс-рации Арбитрес.
— В смысле, меня это не удивляет. Хотелось бы, чтобы они дали нам просто заняться своим делом, это же не Кальфус-Меделл хочет навязать нам своего сотрудника, калибр повыше. Если нам не удастся отстранить Барагрия, не вступая в конфликт, то пусть остается. Сущее безумие — устраивать ссоры, когда еще не найден тот, кто вырастил подконтрольного несанкционированного псайкера и использовал его для атаки на Адептус.
— Вырастил?
— Видимо, да, судя по отчетам Санджи и Накаямы. Убийца использовал очень тонкую, первоклассную аугментику. Под такую надо подстраиваться, и на это нужны годы тренировок. Он — часть организации, а не какой-то подзаборный вещун, который заработал услугу от подпольного медика.
Водитель снова наклонился над вокс-решеткой, и Кальпурния повернулась к нему:
— Что происходит?
— Какие-то помехи у врат Аквилы, мэм. Думаю, это несерьезно, тревогу никто не поднимал. Мы как раз туда подъезжаем. Ведущий «Носорог» докладывает о пробках и каком-то споре на пропускном пункте.
Кальпурния уже надевала шлем и проверяла заряды в пистолете. Леандро наблюдал за ней со своего сиденья, приподняв одну серебристую бровь.
— Арбитр Леандро, как насчет провести внеплановую инспекцию? Я не прочь увидеть вблизи проведение мероприятий на основном въезде в Августеум.
Она выпрямилась, когда бронетранспортер затормозил и лязгнули механизмы, выпускающие аппарель.
— Жду вашего доклада, моя арбитр. Одного из нас, пожалуй, будет достаточно.
Кальпурния пожала плечами и сошла на землю, когда аппарель окончательно опустилась.
Врата Аквилы венчали собой Телепинскую дорогу, огромную транспортную артерию на юго-восточном склоне Босфорского улья. Арка была столь глубока, что больше походила на туннель, ярко освещенный натриевыми лампами цвета гидрафурского дневного света. Вдоль стен тянулись многоэтажные галереи и мостки, забитые пешеходами, которые толкались плечом к плечу с потертыми барельефными изображениями тысячу лет как мертвых марширующих Адептус. Дорогу к центру Босфорского улья разбили на полосы, внешние были уже и заполнены бемо и мехарикшами, а по внутренним ехали гигантские грузовые повозки, грохочущие на гусеницах или толстых колесах почти цилиндрической формы. Всюду были Арбитрес, которые блокировали каждый пешеходный коридор и спрашивали документы, рылись на багажных полках мехарикш, кишмя кишели на грузовозах или патрулировали, собравшись отделениями, пространство за воротами, где транспорт стоял в очередях. Водители высовывались из окон, орали, размахивали бумагами или идентификационными печатями, моторы ревели, сапоги арбитраторов грохотали. В воздухе стоял гул.