Бывший командный мостик и стратегиум на вершине донжона были целиком отданы под превосходные мастерские для перегонки и смешивания масел и эссенций. Команды младших успокоителей, обученных Тикером Ренцем, трудились над бальзамами, укрепляющими средствами и благовониями, которыми пользовались их старшие коллеги. Эти вещества проясняли разумы астропатов, наполняли их энергией и успокаивали душевные раны, оставшиеся после кружения в вихрях варпа.
Под мастерскими находились отдельные каюты, когда-то предназначавшиеся для капитана-привратника и его домохозяйства. Их место заняли кладовые, полные ящиков и стеллажей. Часть артиллерийских погребов переоборудовали в дополнительные апотекарионы, крайне необходимые на станции, работа которой серьезно сказывалась на здоровье персонала.
Странно было видеть ряды носилок в проходах или возле реечных конвейеров, что некогда использовались для транспортировки громадных снарядов к орудийным батареям или контейнеров с зенитными боеприпасами — к турелям секторной обороны.
Шира Кальпурния следовала за Тормой Иланте через все эти помещения. Успокоительница в общих чертах обрисовала арбитру, чем живет и дышит Башня, как она действует и что ей требуется. Они увидели, как астропат Бром спускается из гнезда Отголосков после легкого и быстрого транса; как астропат Анкин, стеная и содрогаясь, выходит из Зеленого гнезда, где протягивала неустойчивое соединение на юг, к Гаталамору, и попала под мощный удар неожиданно серьезного варп-возмущения с той стороны. Они увидели, как троих хористов заводят в апотекарион — мимолетный всплеск энергетического потока привел к тому, что на них обрушились ведьмоотводы.
Изучив Бастион изнутри, Кальпурния осознала его суть: перед ней был не просто очередной улей имперских чиновников, которым, как любил выражаться ее командир на Дон-Круа, «нужно немного помочь зарыться носами в работу». Станция представляла собой механизм, маяк, коммутатор, а астропаты в зеленых одеждах одновременно служили его операторами и деталями. Их сознания почти каждый день преодолевали адские бури иного мира, на понимание природы которых Шира даже не претендовала. Она не имела права обращаться с Башней как с очередным гнездовьем вероотступников и врываться в толпу подозреваемых, размахивая дубинкой. С тем же успехом арбитр-сеньорис могла бы швырнуть связку шоковых гранат под ноги технопровидцам, которые следили за скованной звездой в реакторном ядре Бастиона.
Шира спросила себя, осознает ли это Даст. Как же каратель не понимает, что нынешняя облава окажется весьма запутанной? Незримо подчиняясь ему, Кальпурния сходила с ума из-за ограничений, а необходимость делать вид, что она командует парадом, только ухудшала положение. Если бы арбитр-сеньорис могла вести расследование по-настоящему и как следует, тогда бы…
Нет. Она оказалась в нынешней ситуации по суждению Адептус Арбитрес, а значит, по суждению Лекс Империалис и Его-на-Земле. Долг Кальпурнии состоял не в том, чтобы потакать своей гордости и фантазиям о руководстве, а в том, чтобы служить закону, чего бы тот от нее ни требовал. Шира должна справиться.
«Кто я, — спросила себя арбитр, рассуждая о тех словах, что до нее выучили наизусть поколения Кальпурниев, — без моего долга?»
Добравшись наконец до надзорного зала, они шагнули из неприятно тесного входного туннеля на ступени, вырезанные в круто наклоненном полу.
Помещение цилиндрической формы устремлялось вверх под углом в сорок три градуса от давно закрытых торпедных хранилищ. Его ярко блестевшие стены расходились в стороны, чтобы встретиться вновь на высоте тридцати метров. Торма и Шира то и дело натыкались на пластинки медного и бронзового покрытий, идущие поверху и понизу. Узоры, создаваемые ими, казались Шире диковинным смешением выдержанной симметрии и беспорядочной путаницы. Здесь и там в наклонном туннеле висели пучки вымпелов, аналогичные тем, которые она видела в коридорах. Кроме того, на глаза Кальпурния попадались витые и расшитые шнуры, немного напоминавшие веревки в «винограднике» Отранто. В концы некоторых из них были вплетены кусочки металла и камня странной формы, а другие просто покачивались на ветерке из вентиляционных отверстий в стенах.
Торму и Ширу окружали звуки, с трепетом возникавшие из пустоты, — странные нотки, похожие на звучание хрустального бокала, протяжные колебания струн арфы или монотонный звук камертона. Спускаясь дальше (где все чаще и чаще попадались торопливые юные курьеры и сгорбленные сервиторы, несущие послания и приказные свитки), Кальпурния начала замечать источники шумов. Благодаря наклону туннеля арбитр прямо с лестницы разглядела участок крышки бывшей цистерны, где располагались насесты и платформы, врезанные в стены цилиндра повсюду вокруг нее. Каждое «гнездышко» находилось рядом с паутиной сверкающей проволоки, усыпанной пучками стеклянных или металлических пластинок, или даже являлось ее частью. Некоторые включения напомнили Шире музыкальные подвески, некоторые — канделябры. Часть насестов занимали операторы, подвешенные там или взгромоздившиеся сверху, за остальными наблюдали порхающие сервиторы-херувимы.