— Просто обращаю на это ваше внимание, детектив-соглядатай. Возможно, на Гидрафуре вам придется давать показания о ее действиях.
— Я не… — огрызнулась было Лазка, но сдержалась и понизила голос так, чтобы скрыть его за монотонным гудением, шумом и треском их машин. — Я не отрекаюсь от исполнения долга, священник, и спасибо, что указали мне на это, но достаточно ли громко вы произнесли мой чин и титул? Знаю, голос у вас не тот, что прежде, однако попробуйте еще раз. Возможно, если вы немного постараетесь, то все здесь узнают, что я не та, кем хочу казаться.
Оровен покраснел, но остался рядом с Реде, раскачиваясь на каблуках и постоянно перехватывая длинный посох в руке.
Помещение скрипториума раньше служило ангаром для перехватчиков «Ярость», базировавшихся на станции. Истребители тогда покоились на адамантиевых площадках вдоль стен, откуда их переносили кранами в пусковой отсек. Теперь эти выступы, каждый шириной с тренировочный плац Арбитрес, были плотно заставлены узкими рабочими кафедрами. Над ними склонялись внешники-скрипторы, бритые головы и оптические имплантаты которых отражали свет ламп, установленных на потолке. Оттуда же тянулись пучки и сплетения инфожелобов, расходившихся к каждой кафедре. Они изрыгали данные либо на мерцающие зеленью экраны, либо — по кабелям — прямо в мозги внешникам.
Происходившее было полной противоположностью тихой, уединенной работы астропатов. Суета царила над каждым столом; писцы лихорадочно распределяли информацию, поступающую по желобам. Данные с треском выскакивали на транскрипционные планшеты или ленты распечаток, после чего их забирали торопливые сутулящиеся работники, которые сновали между кафедрами и подхватывали тексты подобно муравьям-сборщикам, уносящим маленькие кусочки листьев.
Часть информации поступала от служителей в гнездах, неистово царапавших тексты на экранах планшетов или стучавших по клавишам. Каждый астропат воспринимал и передавал сообщения по-своему: для многих они превращались в наборы символов, образов, ощущений, тогда как другие выдавали вслух серии слов или цифр. Для самих псайкеров они не имели смысла, но после переписывания ловкими пальцами-перьями архивных сервиторов и загрузки в когитатор превращались в реальные данные.
В палате шифраторов обрабатывали наиболее срочные и опасные послания — жизненно важные сообщения, вырванные из имматериума целыми хорами самых могучих и умелых астропатов, донесенные до получателя умами, стонущими от напряжения.
Часть скрипториума только что приспособили под новую задачу, и семеро арбитраторов рыскали в нижних рядах кафедр, расталкивая плечами толпу курьеров и прислужников. Они требовали от скороходов бежать быстрее, случайным образом выбирали рабочие места для контрольной проверки быстроты и сосредоточенности внешников. Реде, при всем ее уважении к товарищам, сомневалась, что это действительно помогает писцам в их труде.
Но, решила Лазка, это помогало в более широком смысле. Стоило Кальпурнии наконец-то отдать приказ, как беспокойство, вольно расползшееся по всей Башне, тут же испарилось. Соглядатаю было хорошо известно о жалобах на решение Ширы, о том, что оно понравилось немногим, но, зубы Императора, теперь в Бастионе знали, что кто-то встал у руля!
Реде тщательно разобралась в своих мыслях, как и полагалось детективу. По правде, она была обижена на Кальпурнию. Лазка скрупулезно готовила расследование убийства Отранто, могла начать в любой момент, а потом кто-то заметил, что арбитра-сеньорис перевозят неподалеку от Башни, и пришел к выводу, что ее присутствие станет идеальным решением проблемы с излишне чувствительными чиновниками Астропатики, какой бы запятнанной ни была репутация оной арбитра-сеньорис.
Вот что действительно терзало Реде: ее шанс заслужить повышение и снова выбить себе пост на Гидрафуре отнял кто-то, не имеющий, — если верить слухам, — ни единого долбаного права носить мундир. Из-за Кальпурнии оборвалась церемониальная традиция длиной в десять тысяч лет, случилась жуткая резня прямо в зале суда Арбитрес. Лазка понимала, что сама допускала промахи в работе, но ей требовалась только возможность проявить себя, и тут какая-то женщина, ждущая суда, которая даже не должна была…