Вереница «Носорогов» с грохотом скатилась по пандусам в пять часов утра, прямо посреди смены патрулей. Дождавшись окна в потоке транспорта, они выехали один за другим, потом повернули и помчались по широкой магистрали, поднятой на эстакаду. Одно отделение в ведущей машине, еще одно в замыкающей, скамьи средней же были полностью предоставлены в распоряжение Кальпурнии, которую сопровождал лишь экипаж из двух водителей.
Накаяма остался в Кресте-4, чтобы проинспектировать процедуры по регулированию воздушного пространства. Кальпурния согласилась с этим решением, но теперь отчетливо ощущала его отсутствие — ей хотелось снова поговорить с ним. От воспоминаний о предыдущих нескольких днях едва не кружилась голова: собор, врата Аквилы, «Аурум санктус» и обратно. Тупик на «Санктусе» означал, что преследование по горячим следам невозможно, и с каждым мгновением становилось все хуже. Кальпурния даже начала сомневаться, что атака во вратах вообще имела отношение к колдуну-убийце.
Было и другое, о чем она еще толком не задумывалась. Второй рабочий с повозки, необходимость выяснить, кто владел этой машиной. Проверка безопасности всех ворот Августеума, чтобы убедиться, что Арбитрес подготовлены к подобным ситуациям в будущем. Парализовавшие дорожное движение заторы по всему юго-западному склону улья, которые только начали рассасываться два дня спустя. При всей своей статусности и странностях, Босфорский улей и прилегающий к нему мегаполис не отличались от любого другого плотно населенного имперского города, поэтому заторы создавали напряжение, напряжение создавало беспорядки, и вдоль основных транспортных артерий подобно лесному пожару вспыхивало насилие.
Во вратах Аквилы также погибли невинные имперские граждане, затоптанные бегущими или настигнутые огнем. Кальпурния знала, что, если бы этот ужасный инцидент повторился заново, она бы отдала те же приказы и эти люди все равно погибли бы. «Ut iusta esse, lex nobis severus necesse est, — как часто повторяли в Схола Арбиторум. — Чтобы быть справедливым, наш закон должен быть жесток». И, как еще говорили, «Lex Imperatoris, quia via vitarum nobis, obiesquat — Закону Императора нужно подчиняться, пусть даже ценой жизни». Размышлять об этом было нелегко, особенно сидя в одиночестве на трясущейся стальной скамье в грочущем по чужому городу танке, в предрассветных потемках, но каждый арбитр знал, что власть Имперского Закона дается определенной ценой.
«Право командовать покупается выполнением долга», — такова была ультрамарская максима, которую Кальпурния усвоила уже к десяти годам. Эта надпись была вырезана на полированном кварце над дверью главного особняка семейства Кальпурниев и начертана под печатью в кратком напутственном письме от отца, когда она получила поощрительное звание в командовании гарнизона на Эфеде. Во многих гарнизонах сегментума Ультима, где действия арбитров неизменно вызывали гибель гражданских, были специальные проповедники, которые посещали семьи погибших для особых служб, чтобы ускорить путь этих несчастных душ к престолу Императора. Шира не знала, распространялась ли эта традиция настолько широко (маленькая, безропотная часть ее разума отметила еще одну деталь службы на Гидрафуре, которую она не знала), но если нет, тогда ей хотелось бы взрастить здесь этот кусочек своей родной культуры.
В смотровые щели проник свет и быстро исчез, и Кальпурния выглянула наружу. Они только что проехали под рокритовой аркой, залитой светом посреди городского сумрака, по ней ползали бригады рабочих, смывая грязь. Она вспомнила, что в горах файлов ей попадалась информация о стройках и работах по благоустройству в Босфорском улье и равнинном городе, которые спешно производились чуть ли не в последние минуты перед мессой. Теперь вокруг можно было увидеть множество других очагов активности, разбросанных по всему городу, словно пятна света. Работы велись в лихорадочном темпе, невзирая на раннее время. Нужно закончить все дела до того, как начнутся обязательные дни отдыха.
Маленькие освещенные участки попадались все чаще по мере приближения к яркому массиву Босфорского улья, возвышающемуся над окутанными дымом городскими кварталами. Через полчаса они проехали мимо вереницы статуй имперских мучеников, которых Кальпурния не узнавала. Их раны были изваяны с подобающим натурализмом, а глаза благочестиво устремлены в небо. Дальше появился миниатюрный город, множество временных амфитеатров из мостков и укрепленных плит, которые стояли вплотную друг к другу на пустой площади. Потом — пара триумфальных обелисков в память давно умерших адмиралов. Рабочие закутывали их в темные ткани и осторожно устанавливали автоматические механизмы, которые должны были сбросить с них траурный покров и наполнить воздух алыми фейерверками в тот же миг, как прозвонят к началу Сангвиналы. Дальше, там, где улицы сужались, были установлены огромные щиты с картинами, а между зданиями висели знамена; во время празднеств после мессы они станут яркими и радостными, но сейчас здесь придерживались общего торжественного, призывающего к покаянию духа вигилии. Гигантские образы были просты, если не сказать примитивны, но все равно впечатляли: страдающие еретики с дикими глазами бродили во тьме, которая символизировала их души, стилизованные изображения Императора, отвернувшего свой лик, святых и ангелов, плачущих вокруг Него. Эти отдельные ярко освещенные участки активной деятельности создавали странное ощущение, как будто город вокруг то включался, то выключался по мере движения. Кальпурния осознала, что видит их столь часто лишь потому, что едет по одной из главных транспортных артерий, ведущих к подножию улья, и у нее появилась идея.