Де Жонси стискивал перила. Его руки скрывали мягкие перчатки, но поза говорила, что костяшки пальцев под стеганым зеленым шелком уже побелели.
— Или же, — продолжала Кальпурния, — вы можете присоединиться ко мне в том деле, которое мы оба, мой уважаемый капитан-привратник, должны делать всю свою жизнь. Сражаться с угрозами Империуму и его народу. Разве так сложно увидеть, что у нас есть общее дело?
— И сколько же у нас общего, как вы думаете? Сколько общего у меня с какой-то женщиной, которая вламывается на мою собственную станцию, станцию, капитаном которой я по праву назначен, и требует, чтобы я плясал под ее дудку? Все члены экипажа до последнего готовы выйти из шлюзов в вакуум, если я прикажу, ибо капитан на своем корабле — а эта станция, арбитр, является моим кораблем — воплощает собой высшую власть.
— Де Жонси, если вы чувствуете, что не отвечаете перед Арбитрес, тогда ладно. Вы можете оспорить точное значение закона с савантами и локуторами, которые прибудут вскоре за мной. Мы все можем снова встретиться в этом помещении и объяснить вам ваше положение. Если вы по-прежнему будете настаивать на том, чтобы противостоять воле закона, что ж, вы будете не первым офицером-отступником, которого я помогла низвергнуть.
Он снова резко развернулся, до хруста стиснув кулаки, и его глаза яростно вспыхнули.
— Это была угроза, арбитр Кальпурния. Вы угрожаете мне. Вы прибыли к моим вратам, и пришли сюда, и теперь угрожаете мне.
— Да, капитан-привратник, именно это я и делаю. Мне надоело плясать и бормотать замысловатые словечки, чтобы добиться того, что я ожидаю получить по праву. Я обладаю полномочиями и причиной, чтобы угрожать вам, и я их использую.
— Вы об этом пожалеете, — сказал де Жонси, тяжело дыша. — Через шесть часов к этим вратам должен пришвартоваться «Восходящий крестоносец». Это, чтобы вы знали, флагман коммодора Хейла Оменти, командующего Четвертой Гидрафурской эскадрой и Хранителя Внутренних врат. Несомненно, ему будет что сказать по поводу того, — он сделал пренебрежительный жест, — что какая-то маленькая арбитресса прилетела к нам на орбитальной посудине, чтобы поставить под вопрос мои полномочия.
— В этом, капитан-привратник, есть изящная симметрия, потому что, хоть я и не могу назвать вам чье-нибудь пышное имя, сюда также направляется корабль, полный судей. Итак. Вы предоставите размещение для меня и остальных Арбитрес. Когда прибудут мои коллеги, мы сядем вместе с вами и с любыми заинтересованными подчиненными коммодора и разъясним вопрос касательно того, какие конкретные полномочия вы имеете в этом деле. А когда это будет закончено, мы перейдем к судам и приговорам. — Она шагнула к двери. — Пожалуйста, пусть кто-нибудь сопроводит нас к нашим помещениям. Сейчас же.
Им отвели каюту с аблюторием, которая была бы просторна для одного человека, а для четверых тесна. Кальпурния постаралась немного поговорить с обоими Арбитрес, которых привезла из Креста-7. Это были Гомри, молодой человек с развитыми мускулами и миндалевидными глазами, происходящий с архипелагов Гидрафура, и Сильдати, женщина, чьи волосы и кожа были столь же белы, сколь темны были ее глаза и губы; она обладала странным акцентом, который, как она сказала, происходил из системы ДиМаттина, что находится на расстоянии двух секторов к краю Галактики. Оба были относительно молоды и чувствовали себя так же неуютно, как Баннон, угодив в такой переплет между собственным руководством и Флотом. Кальпурния продолжала периодически завязывать разговоры, чтобы помочь и им, и себе расслабиться, так что неловкое молчание постепенно потеплело, став дружелюбным молчанием. Они сидели бок о бок, разбирали и чистили оружие и снаряжение и время от времени обменивались анекдотом или шуткой.
Кальпурния не была точно уверена, сколько прошло времени, прежде чем прозвучал сигнал смены караула. Они все подпрыгнули, когда по коридорам снаружи заревели гудки; это был резкий, заглушающий все остальное звук, который странно наслаивался по мере того, как к хору присоединялись гудки в более дальних проходах. Почти на полчаса пространство снаружи заполнилось окриками и грохотом сапог, прежде чем гвалт смены затих. Кальпурния уже подумывала организовать посменный сон, когда все снова подскочили от стука в дверь. Это был один из работников станции, который топтался на месте, нервничая от непривычного задания. Коридор за его спиной был затенен — светильники, и так приглушенные в честь вигилии, стали еще тусклее на время ночи.