– Ох, просто иди сюда, – она крепко обняла его, как любящая мать сына, хотя между ними существовала совсем небольшая разница в возрасте. Просто Джо имела странную привычку обращаться со всеми, кто младшее ее, как со своими детьми. Она тепло похлопала мужчину по спине и отстранилась. – Иди, спасай его друга, но не забывайте о старушке Джо. Не забывайте, что эта планета, несмотря на неприглядный вид, все еще живет, просто вся жизнь скрыта от посторонних глаз. Когда-нибудь, а я уверена, что это время рано или поздно наступит, эта планета вновь загорится жизнью, как птица феникс, что сгорел и снова возродился из собственного пепла.
– Спасибо, за все.
Когда он поднимался по склону, то остановился и бросил последний взгляд на город, в котором жил последние полгода. Но увидел лишь крохотный вход в атриум, сливающийся на фоне сумеречного пейзажа и крохотную фигуру Джо, которая продолжала стоять у входа, пока Шон не скрылся за холмом. И простой человек с Иллизиума, который никогда не был на Земле и не видел подземных городов, даже и не подумает о том, что под этой безжизненной пустыней кипит самая настоящая жизнь. Жизнь во всем ее проявлении: со взлетами и падениями, в радостью и печалью, с шумными вечеринками и тихими монотонными буднями. Пусть под землей, пусть с застывшим техническим прогрессом, но жизнь.
Глава 8
Он смотрел на пурпурное небо, разрезаемое тонкими полосками оранжевого света – отголосками уже скрывшегося за горизонтом солнца. Сквозь перистые облака виднелись блеклые очертания двух лун. Одна была покрыта зелеными пятнами, как мох, растущий на стволе дерева, вторая же имела бледно-голубой цвет, со сложным геометрическим узором, который то тут, то там мерцал на поверхности спутника своими желтыми огнями.
Мальчик, поднес бинокль ближе к глазам, надеясь таким образом самому стать ближе к небесным телам, а может и к самим звездам. Он сидел на низкой деревянной скамеечке, неподалеку от раскидистого дерева с пурпурными листьями, которые сливались с закатным небом. Легкий ветерок ласкал кожу мальчика и раздувал, как парус, его свободную рубашку темно-синего цвета.
– Можешь себе представить, – рядом с ним на скамеечку опустился мужчина. Тот самый мужчина, который в прошлый раз заставлял читать и анализировать сложные для ребенка его возраста вещи. – Еще какую-то тысячу лет назад какой-нибудь такой же мальчик как ты смотрел на звезды и мечтал когда-нибудь оказаться среди них. Сейчас же мы с тобой без труда можем хоть завтра улететь на Ранид, – он махнул рукой в сторону спутника с зелеными пятнами, – и попробовать местные блюда из овощей и фруктов, выращенных в искусственно созданной атмосфере спутника.
– Тысяча лет – это много? – поинтересовался мальчик. Он отложил бинокль в сторону и теперь смотрел на небо своими собственными светло-голубыми глазами.
– Для человека – да. Для вселенной – всего лишь миг. Вселенная существовала не миллионы и даже не миллиарды, а триллионы лет до того, прежде чем появился человек. И продолжит существовать еще столько же, после того как человечество превратится в космическую пыль. Мы лишь песчинки в огромном океане бесконечности.
– И мы все равно часть этого океана, – подхватил мальчик, вспоминая их недавний разговор.
– Верно, – усмехнулся мужчина, ласково потрепав его по голове. – Даже у самой мелкой мошки на планете есть своя роль.
– И какая же наша роль во вселенной? – мальчик слегка наклонился веред, пытаясь заглянуть своему собеседнику в глаза, но тот по-прежнему смотрел куда-то вверх.
– Узнаешь, когда подрастешь, – ответил мужчина после минутного молчания.
– Ну, дядя, – протянул мальчик. Он откинул голову назад и состроил страдальческое лицо. – Ты прямо как мои родители. Он без конца твердят: «Ты еще маленький. Вот вырастешь и сам все узнаешь. Вот когда вырастешь…». Ай! Это не честно! – он обиженно топнул ногами, – мне уже десять я достаточно взрослый.
– Хах, возможно, – его дядя рассмеялся и наконец-то посмотрел ему прямо в глаза. – Но для них ты навсегда останешься маленьким мальчиком. Даже когда тебе будет двадцать, тридцать, сорок. Это участь всех родителей.
– Откуда ты знаешь? У тебя же нет детей, – мальчик нахмурился. Даже в такой ситуации дядя продолжал читать ему нотации и учить.
– У меня есть ты, – мужчина наклонился к нему близко-близко, что весь остальной мир перестал существовать. – Это эгоистично, но я не хочу, чтобы ты взрослел. Оставался здесь, продолжал читать, мечтать.