Нужные символы сами собой всплыли в сознании, и рука сама выводила недостающие элементы.
Почти закончив, уже твёрдо зная, что делает, Арчибальд полоснул собственную ладонь ножом — и обвёл своей кровью представление человека в новом мире.
Стоило ему завершить, как друзья услышали совсем тихий, едва уловимый треск, а после — вся формула осветилась, и символы словно сочились белыми лучами, заполняя помещение невозможной белизной, на которую больно глядеть.
Медленно и величаво солнце восходило на свой небесный престол, озаряя алыми лучами крыши закатного города сквозь бурую гряду облаков. Купола островерхих старых башен лучились золотистыми красками, и воздух полнился эхом колоколов.
Стоя на парапете, друзья смотрели на пейзаж неизвестного им места, поражаясь чуду тех неправильных, искривлённых форм зданий, что предстали их зрению. Высокие до небес, циклопические структуры цельного зелёного камня граничили здесь с минаретами песчаного камня и простыми для этого города зданиями колониального периода, словно сошедшие со страниц историй конца девятнадцатого века. В отдалении, сливаясь с набатом, слышался клёкот заоблачных коршунов, напоминающий рёв подземных чудищ, что и поныне спят во льдах Антарктиды, а сами перекладины балкона, где стояли друзья, были украшены маленькими литыми фигурками мирно сидящих аметистовых котов.
Взмахнув рукой, Арчибальд улыбнулся, слыша милый сердцу треск, видя, как перед ним в воздухе создаётся ледяной мост. Такой, словно приглашает путников ступить на него и идти.
Но стоило им лишь сделать шаг, как видение рассеялось, и друзья снова оказались в тусклом чердаке, в свете жёлтой лампы перед блеклой формулой, обагрённой их медленно стекающей, стынущей кровью.
— Как?.. — только и спросил застывший в удивлении Карл. И улыбку, и прежний задор как рукой сняло. В глазах мальчика играл ранее незнакомый Арчибальду блеск.
— Нет, ты ведь это видел?.. — прошептал его друг, преисполненный не то восхищения, не то благоговейного ужаса. — Ты ведь тоже это видел, правда?
Он схватил его за плечи и тряс, в надежде, что товарищ скажет хоть слово, но тот всё молчал, старался отвести взгляд, то и дело покусывая губу.
Наконец Карл его отпустил, всё ещё находясь под впечатлением увиденного.
Арчибальд вздохнул: да, он видел достаточно, и одновременно удивлялся и соглашался со своими мыслями.
— Ты хочешь туда? — спросил только с лёгкой улыбкой.
— Конечно! — воскликнул приятель. — Там же столько всего! Это ведь даже не Гесперия, это что-то… у меня даже нет слов, чтобы дать название этому городу, а я ведь их столько придумал…
— Карпа, — небрежно бросил Арчибальд. — Этот город называется Карпой, и она в разы круче Пеганы, Арды, Киммерии и Ониксового Замка вместе взятых. И придумал её ты. Ты, в своих записках и стихах, в своих рисунках. Ну, в той тетради. Представляешь?
Голос звучал тихо, ровно, чувствовалась радость, смешанная с лёгким презрением.
Карл его не слышал. Подойдя к стене, он буквально обратился в зрение, щурился, изучая формулы, начертанные перед ним, пытаясь понять, высчитать, вычислить, запомнить. Потянулся к рюкзаку, извлёк оттуда записную книжку и ручку. Стал лихорадочно списывать, то и дело сверяясь со зловещим оригиналом.
Арчибальд стоял неподвижно, наблюдая за суетящимся приятелем. Делал глубокий вдох, один за другим, стремясь унять предательски-громкий стук сердца. Крепко сжал кулаки. В правой ладони ощутил такую удобную и по-своему мягкую от пота рукоять ножа. Натянул капюшон на лицо, закусил ткань.
***
Карл не кричал. Только скулил тихо. Как щенок, или котёнок какой. Ну, маленькие животные вообще пищать по поводу и без любят, мало ли, что им взбредёт.
И дрожал, трепыхался. Тяжёлым он был, грузным. Пытался кусаться. Крепко вцепился зубами в предплечье, пытаясь вырваться.
Наверное, ему было холодно и страшно.
Нож вроде как должен был успеть нагреться, за столько времени-то в тёмном душном помещении, да и на жаре днём до этого.
Теперь он торчал из шеи мальчика — по рукоять.
Крови было много, больше, чем хотелось бы. Всё-таки здорово, что они взяли эти робы.
Резкое движение, тихий хруст — шея сломана а голова безвольно повисла, опускаясь на взмокший тёмный ворот костюма.